В пору очередной годовщины событий Венгерского восстания, произошедших поздней осенью 1956 года в Венгрии. Один из авторов Gaidar излагает по возможности не ангажированный взгляд на те события в Венгрии и того, к чему они в итоге привели.

Предыстория

После Первой мировой войны, которую, как известно, Центральные державы проиграли, Австро-Венгерская империя распалась. В Венгрии была провозглашена демократическая республика, началась земельная реформа. Вскоре, однако, власть захватили коммунисты во главе с приехавшим из Советской России Белой Куном. Была создана так называемая Венгерская Советская республика, просуществовавшая до ноября 1919, когда ее свергли румынские войска, формально входившие в состав победившей в войне Антанты.

В Венгрии установилась своеобразная форма правления: монархия без монарха. Регентом был избран последний главнокомандующий австро-венгерским флотом адмирал Миклош Хорти. Весь период между мировыми войнами Венгрия так и просуществовала как королевство без короля, возглавляемая адмиралом без флота. Хорти оставался ее правителем на протяжении без малого 25 лет [1].

Человек консервативный и сдержанный, Хорти старался поддерживать нормальные отношения с западными демократиями, но на практике все больше и больше сближался с Италией и особенно Германией. Этому объективно способствовал статус Венгрии как побежденной страны: более половины того, что считалось до 1914 г. Венгрией, отошло другим государствам.

И уже в период активной экспансии Третьего Рейха Венгрия получила часть территории расчлененной Чехословакии, посему союз с нацистской Германией стал еще теснее. В 1938—1939 гг. были приняты антисемитские законы; не такие, как в Германии, но реально заметно ограничивающие права евреев.

Хорти искренне сопротивлялся попыткам втянуть Венгрию в войну, но хватило его ненадолго. В 1940 при активном участии Германии Венгрия получила часть отторгнутой в 1918 году Румынией Трансильвании, после чего ей пришлось официально присоединиться к Оси: Берлин — Рим — Токио. В марте 1941 Венгрия приняла участие в германской агрессии против Югославии, а в июне — против СССР.

Хорти, разумеется, испытывал на себя влияние разных политических сил. И если прозападные политики в Венгрии пользовались все меньшим влиянием, то силы радикальных националистов все возрастали. К концу 30-х годов серьезно усилилась прогерманская фашистская партия «Скрещенные стрелы» или, иначе, нилашисты. Их вождь, отставной майор Ференц Салаши попытался совершить в 1940 г. профашистский переворот. Потерпев неудачу, он был арестован, но вскоре, под давлением Германии, выпущен.

Неудачи в войне заставили венгерское руководство задуматься о дальнейших перспективах. Начиная с 1942 года, Венгрия ищет пути выхода из войны, пытаясь договориться с Западом о сепаратном мире. Требования Гитлера о депортации евреев сталкиваются с саботажем на государственном уровне. В конце концов, терпение немцев лопнуло и в марте 1944 г. они оккупировали Венгрию. Хорти, поддавшись нажиму, остался на своем посту, придав тем самым оккупации легитимность. В октябре он пытается вывести страну из войны, объявив о сепаратном перемирии. В результате немцы вывезли его в Германию[2], а власть перешла к нилашистам во главе с Салаши.

Зачем Салаши нужна была власть в октябре 1944, когда исход войны был абсолютно предрешен? Зачем было становиться калифом на час? Так бывает не только в истории, но и в повседневной жизни: люди к чему-то стремятся, но получают это тогда, когда ценность вожделенного статуса становится, как минимум, уже не очевидна. Да и чисто практически отказаться в таких случаях бывает всегда непросто.

Когда Салаши стал премьер-министром, бои велись уже на территории Венгрии. После семинедельной осады Будапешт в середине февраля был взят советскими войсками.

Освободив страну от немцев, советские власти, как водится, приступили к насаждению здесь коммунистического режима. В течение двух лет в Венгрии была ликвидирована многопартийность (коммунисты получили на первых, демократических, выборах в парламент 70 мест из 409), арестованы лидеры ведущих партий. Вовсю ликвидировалась частная собственность.

Фактическим диктатором страны стал советский ставленник Матьаш Ракоши. Во время Первой мировой Ракоши попал, как и многие другие венгры, в русский плен. Народный комиссар в правительстве Венгерской Советской республики, после ее разгрома он трудился в Исполкоме Коминтерна в Москве. Свободно говорил по-русски. Нелегально переправленный в Венгрию, был там вскоре задержан и осужден за «подвиги» 1919 года. Отсидев 15 лет (!) в тюрьме, Ракоши в 1940 был обменен на трофейные знамена, захваченные Россией при подавлении венгерской революции 1848-49 гг., и снова оказался в Москве. В 1945 в обозе советских войск Ракоши возвратился в Венгрию.

Человек с повадками маньяка, лысый как шар, он называл себя «лучшим венгерским учеником Сталина». Ракоши копировал сталинский режим в мельчайших деталях, вплоть до того, что в последние годы его правления венгерская военная форма была скопирована с советской, а в магазинах Венгрии начали продавать ржаной хлеб, который ранее в Венгрии не ели. С конца 1940-х гг. он, несмотря на своё еврейское происхождение, развязал, по советской кальке, кампанию против «сионистов», устранив при этом своего политического конкурента — министра внутренних дел Ласло Райка, осужденного и казненного в 1949 г. Портреты и бюсты Ракоши в Венгрии были повсюду — точно так же, как у нас портреты Сталина. И до поры до времени всё у режима было стабильно и гладко…

1956 год. Пролог

Неприятности Ракоши и вообще венгерских сталинистов начались со смертью Сталина. Советское руководство, готовясь вступить на путь мягкого пересмотра практики пресловутого «культа личности», стало косо поглядывать на наиболее одиозных сталинских «дублеров» в «странах народной демократии». Уже в июне 1953 г. Ракоши был вызван в Москву и подвергнут резкой критике. От него, в числе прочего, потребовали реабилитации невинно (в советском понимании) осужденных. Были даны указания о разделении постов генсека партии и главы правительства. Ракоши пытался ссылаться на то, что он выполнял рекомендации «старших товарищей», но его поставили на место.

На пост председателя Совета Министров советской стороной был рекомендован 57-летний Имре Надь, до того — зампред Совмина. Венгры, естественно, не возражали.

Надь, сыгравший в венгерских событиях ключевую роль, — человек с неоднозначной судьбой. Он попал в плен во время Брусиловского прорыва, в России стал убежденным марксистом, участвовал в гражданской войне на стороне красных. В Венгрию вернулся лишь в 1921 г., хотя все желающие могли это сделать намного раньше. В 1920-х годах создавал в Венгрии компартию. С 1930 — снова в СССР. После освобождения советскими войсками Венгрии Надь вернулся на родину, занимал ряд высших постов, в основном связанных с земледелием; с 1945 — член Политбюро Ц. Р. ВКП (ВПТ). По-русски говорил совершенно свободно, без акцента.

Была и еще одна сторона его деятельности: находясь в СССР, Надь был информатором ОГПУ — НКВД, «освещая» в этом качестве жизнь венгерских эмигрантов. В 1989 г., накануне готовившейся реабилитации Надя, руководство тогдашнего ЦК ВСРП обратилось в Москву с просьбой предоставить дополнительные материалы о его жизни в СССР. С разрешения Горбачева (и к вящей радости тогдашнего председателя КГБ Владимира Крючкова, знавшего Надя лично и питавшего до конца своих дней стойкую антипатию к нему) венгерской стороне были переданы некоторые материалы из архива КГБ СССР. Их огласили на закрытом Пленуме Ц. К. ВСРП, но не решились публиковать, т.к. это выглядело бы явной попыткой партии затруднить восстановление доброго имени Надя. Только позднее, после распада ВСРП, часть этих документов о «Володе» (агентурная кличка И.Надя) была опубликована в газете «Сабадшаг».

Большинство венгров сочло тогда эту публикацию клеветнической фальшивкой. Их, наверное, нетрудно понять. 1956 год — одна из главных основ самоидентификации сегодняшних венгров, а Надь — ключевая фигура 56-го года. На самом же деле удивляться такой «странности» в биографии будущего премьера вряд ли стоит. Собравшиеся в 30-е годы в Москве политэмигранты со всей Европы, многие из которых были приговорены на родине к большим срокам, а то и к смерти, не считали «информирование» органов страны победившего пролетариата чем-то зазорным. Занимались доносительством очень многие: в их числе будущий президент «народной Польши» Болеслав Берут и «человек № 2» при Ракоши Эрнё Гере. Собственно, даже и при отсутствии желания, возможности отказаться от заманчивого предложения органов у этих людей было еще меньше, чем у советских граждан.

Став премьером, Надь выдвинул программу демократизации общества, улучшения благосостояния народа. Он повысил зарплату рабочим, разрешил крестьянам выходить из кооперативов, а главное — заговорил во всеуслышание о недавних репрессиях и ошибочности курса на форсированную индустриализацию. Его курс пользовался популярностью среди интеллигенции и широких масс Венгрии.

«Случилось чудо, — писал будущий президент демократической Венгрии Арпад Генц. — Миллионы людей рыдали у репродукторов».

Но Ракоши не был бы Ракоши, если бы не начал интриговать. Он убедил Хрущева и других советских руководителей в том, что Надь проводит «ревизионистский курс», потакает националистам. Сыграла роль беспечность и некоторая пассивность самого Надя — словно и не жил он в СССР, и Ракоши не знал 15 лет. Весной 1955 года Надя сняли с поста премьера как «правого уклониста», а в декабре исключили из партии. Но популярность опального политика только увеличилась. Да и советские контакты с ним продолжались. Исключение его из ВПТ в Москве считали перебором.

После доклада Хрущева XX съезду (февраль 1956 года) недовольство режимом Ракоши стремительно нарастало. Недовольные — и в партии, и вне ее, получили при этом возможность говорить, что всего лишь следуют примеру советских товарищей. Осложняло ситуацию еще и то, что похожие процессы проходили и в Польше.

Молодая партноменклатура и интеллигенция создала «Кружок Петефи», на заседаниях которого обсуждались злободневные вопросы. В конце июня на заседании кружка один из ораторов открыто потребовал вернуть во власть Имре Надя. Шесть тысяч человек встали и устроили бурную овацию.

Ситуация в Венгрии была осложнена и «национальным вопросом», а именно доминированием в верхушке партии и правительства евреев. После разгрома Нацистсой Германии, а затем ее венгерского сателлита и прихода к власти в Венгрии коммунистов, их опорой здесь стали во многом местные евреи, благодарные Советскому Союзу за разгром гитлеровской Германии и за их спасение от физического уничтожения. Соответственно, и руководство венгерской компартии оказалось в значительной степени еврейским и оставалось таковым вплоть до середины 50-х годов. Все члены «правящей четверки» - Ракоши, Эрнё Герё, Михай Фаркаш и Йожеф Реваи — были евреями. Это вызывало неоднозначную реакцию как среди рядовых венгров, так и среди венгерской партийной элиты.

«Старшие товарищи» из СССР вроде как понимали эту проблему. Когда летом 1953 года Ракоши был вызван «на ковер» в Москву, Берия кричал: «Создал заповедник сионизма!». И еще: «Товарищ Сталин неоднократно говорил Ракоши, что нужно лучше выдвигать венгров», — эти слова Берии зафиксированы в стенограмме.

Стоит добавить, что надежды многих венгров подогревались недавними событиями в Австрии. Здесь, после десятилетней оккупации по немецкому варианту (четыре сектора и поделенная на четыре зоны Вена) был подписан так называемый Государственный договор. Согласно нему Австрию, которую в лучшем случае ждал немецкий вариант — расчленение — выпустили из советской орбиты на условиях демилитаризации и неучастия в военных блоках. Если отпустили Австрию, думали в Будапеште, то почему не могут отпустить нас?

Разруливать ситуацию в «братской Венгрии» приехал секретарь ЦК, будущий «серый кардинал» брежневского Политбюро М. А. Суслов. Были намечены меры к тому, чтобы «единство ЦК и всей партии не было нарушено». Но эрозия командно-административной системы в Венгрии продолжалась. Имя Ракоши вызывало всеобщую ненависть. Посольство СССР (а послом в Будапеште трудился будущий генсек Юрий Андропов) докладывало, что недовольство охватывает не только интеллигенцию, но и трудящихся.

13 июля 1956 г. в Венгрию прибыл член Политбюро А. И. Микоян. Перед ним раскрыли неприглядную картину действительного положения. Поначалу он тоже пытался напирать на необходимость строгих мер. Однако на вопрос Микояна, почему не предпринимают арестов в отношении «враждебных элементов», даже Ракоши ответил, что аресты не помогут, «арестуем одних — появятся другие». В этой ситуации было принято решение проститься с испытанным боевым конем — «Матвеем» Ракоши. Суслов и Микоян планировали продвинуть на руководство венгерской компартии кого-то из относительно молодых кадров коренной национальности. Микоян, в частности, видел преемником Ракоши на посту генсека молодого премьер-министра А. Хегедюша (р. 1922), однако венгерское руководство, вроде как обрадовавшееся устранению старого диктатора, в этом вопросе проявило строптивость, настаивая на «человеке № 2» в Политбюро, старом московском эмигранте Эрнё Герё[3]. Микоян настаивать не стал. В назначении преемником Герё и скрывалась во многом причина последующего конфликта: этот «московит» был верным продолжателем политики Ракоши. Сам Ракоши с семьей немедленно выехал в СССР. Как оказалось потом, навсегда.

На том же пленуме в Политбюро вернулся еще один человек, который сыграет в истории Венгрии немаловажную роль — Янош Кадар. Бывший министр внутренних дел, он в 1951 году был обвинен в «троцкизме», после жестоких пыток приговорен к пожизненному заключению и освобожден после смерти Сталина.

6 октября в Будапеште торжественно перезахоронили останки расстрелянных шесть лет назад секретаря Ц. К. Ласло Райка и объявленных иностранными шпионами венгерских генералов.

12 октября был арестован бывший министр обороны, член высшей «четверки» венгерского руководства Михай Фаркаш, которого даже Хрущев называл «садистом» и «пугалом».

На следующий день Имре Надя восстановили в партии.

В Москве считали, что владеют Восточной Европой по праву победителей во Второй мировой войне. О том, чтобы «отпустить» Венгрию, речь, разумеется, не шла. Спор велся между сторонниками жесткого курса и частичных уступок. Крайне «ястребиной» позиции придерживался советский посол в Будапеште Юрий Андропов. Последовательным противником использования военной силы до конца оставался член Президиума Ц. К. КПСС Анастас Микоян. Большинство колебалось в зависимости от обстановки.

Хрущев с одной стороны говорил о том, что «времена Коминтерна прошли», с другой — крайне болезненно воспринимал упреки коллег, что он-де всех распустил и поставил под угрозу завоевания социализма. «Мы не можем допустить реставрации капитализма в Венгрии, потому что люди скажут: при Сталине такого не было», — объяснит он впоследствии Иосипу Броз Тито. Об этой мотивации Хрущева (мол, «Сталин был хороший руководитель, а я, получается, плохой») пишут очень многие мемуаристы.

Так или иначе, в июле Министерству обороны поручили «на всякий случай» подготовить план военной операции.

1956 год. Восстание

События начали стремительно развиваться 23 октября, когда студенты Будапештского политехнического института решили провести митинг солидарности с жителями польской Познани, где в это время тоже шли народные выступления.

Пришло около двухсот тысяч человек — невероятно много для страны с населением в десять миллионов. Ораторы требовали свободных выборов, отмены цензуры и вывода советских войск. В парке разрушили гигантскую статую Сталина — остались только сапоги.

Студенты попытались проникнуть на радио, чтобы зачитать свои требования. Охрана открыла стрельбу. В ответ демонстранты начали штурм здания радио, захватили несколько полицейских участков и пунктов гражданской обороны, где хранилось оружие. К вечеру реальная власть в городе оказалась в руках восставших.

В тот же день Президиум Ц. К. КПСС принял решение ввести войска в Будапешт. От Герё добивались официальной просьбы, но, убедившись, что он тянет время, Хрущев в 11 вечера приказал начинать операцию. В два ночи войска пришли в движение.

В 8 часов 13 минут 24 октября будапештское радио объявило, что во главе правительства стал Имре Надь.

Надь пытался лавировать между восставшими и «советскими товарищами». Он говорил о демократическом социализме и дружбе с СССР, возможно, искренне в это веря. Он даже не потребовал вывести из страны советские войска, а лишь попросил убрать их с улиц Будапешта.

Однако допустил он вопиющую, с точки зрения Кремля, ересь. Надь назвал выступления 23 декабря народно-освободительным движением, пообещал многопартийную систему, распустил госбезопасность, отменил цензуру и назначил на ряд министерских должностей представителей оппозиционных интеллигенции.

Советское руководство рассчитывало, что один вид танков приведет мятежников в ужас. Планировали обойтись силами войск, постоянно расквартированных в Венгрии, — двух механизированных дивизий, сведенных в корпус. Военнослужащие получили приказ не применять силу.

Но вышло по-другому. В танки и БТРы полетели бутылки с зажигательной смесью. Сгорело восемь машин, погибло 20 военнослужащих.

В ответ советские командиры на другой день открыли огонь по демонстрантам на площади Кошута. Было убито 60 венгров.

Хотя танки встали перед правительственными зданиями, Имре Надь не подавал в отставку.

Неизвестно было, как поведет себя венгерская армия в случае попытки сместить Надя силой или массовых столкновений между советскими войсками и населением. Ввязываться в бои, даже с заведомо слабейшим противником, в Москве не хотели.

Советская разведка, и, в некоторой степени, лидеры, пугали друг друга (как и в случае с Чехословакией 12 лет спустя) «западным вторжением», хотя единственным граничащим с Венгрией несоциалистическим государством была нейтральная Австрия, на территории которой заведомо не могли концентрироваться никакие войска.

С 28 октября по 2 ноября Президиум Ц. К. КПСС непрерывно обсуждал положение в Венгрии, прерываясь лишь на еду и сон. 30 октября было принято решение о выводе советских войск из Будапешта. Но далеко они не ушли, а были расквартированы в предместьях города.

Стоит напомнить, что как раз на эти же дни пришлась кульминация 2-й арабо-израильской войны: 29 октября 1956 г. израильские войска совершили бросок через Синайскую пустыню, а 31 октября британско-французская авиация начали бомбить Египет. Понятно, что Советскому Союзу реагировать нужно было и там, и здесь; но в целом это давало СССР скорее плюсы: он был меньше вовлечен в конфликт на Ближнем Востоке[4].

Все переменилось 30 октября, когда демонстранты окружили здание будапештского горкома партии, считавшегося оплотом консерваторов. Поначалу они вроде бы хотели только «разогнать сталинистов». Но тут раздались выстрелы, на площади появились убитые и раненые. Разъяренная толпа ворвалась в горком и линчевала около двадцати человек, включая первого секретаря Имре Мезе. По всему городу начали отлавливать и вешать на деревьях офицеров госбезопасности, «авошей» (по аббревиатуре AVH), которых опознавали по одинаковым желтым ботинкам, выданным им недавно в хозяйственном управлении.

До сих пор не ясно, кто устроил побоище перед горкомом. Советские официальные историки возлагали вину на «банды эмигрантов-хортистов», якобы переброшенные из ФРГ и Австрии, хотя ни одного боевика-эмигранта впоследствии поймать не удалось. По другим данным, провокацию организовали венгерские чекисты.

Так или иначе, расправы резко изменили настроения в Москве. Не успели вывести войска из города, и вот результат — таков был лейтмотив выступлений на Президиуме Ц. К..

В этот же день восставшие освободили из тюрьмы кардинала Йожефа Миндсенти, примаса, т. е. главу католической церкви в Венгрии. Миндсенти (1892-1975) был в 1948 г. арестован и приговорен к пожизненному заключению. Теперь он становится — на пять дней — одной из ключевых фигур венгерской революции, постоянно призывая к ее радикализации.

Перед Надем встала необходимость выбора. И он его сделал. 1 ноября венгерское правительство денонсировало Варшавский Договор, заявило о нейтралитете и потребовало вывода иностранных войск.

В Москве поняли, что ждать больше нечего. Варшавский договор был не из тех, откуда можно было, однажды вступив, выйти.

1956 г. Разгром

В ночь на 4 ноября советские войска силами до 17 дивизий (60 тысяч военнослужащих и до шести тысяч танков) начали наступление на Будапешт. Командовал операцией — ни много, ни мало — 1-й замминистра обороны маршал Конев.

Чтобы обезглавить венгерскую армию, министра обороны Пала Малетера и начальника генштаба Иштвана Ковача с группой старших офицеров накануне пригласили на советскую военную базу якобы для переговоров о сроках и условиях вывода советских войск, и там арестовали.

Венгерским военным советское командование приказало оставаться в казармах, грозя в противном случае уничтожением. Большинство подчинилось, но некоторые отказались повиноваться. В начале шестого утра Имре Надь в последний раз обратился к народу по радио, обвинив СССР в агрессии. Вооруженные только стрелковым оружием, отряды венгерских повстанцев — военнослужащие, студенты и рабочие — три дня оказывали сопротивление советским войскам на улицах Будапешта.

В 13.55 передатчик повстанцев в городе Дудапентеле обращается с призывом к ООН на итальянском, французском, английском и немецком языках.

«Говорит последняя венгерская радиостанция. Сегодня утром в 3 часа 30 минут советские войска напали на венгерский народ. Мы просим Объединенные Нации немедленно помочь нам. Возможно, что вскоре наши передачи прекратятся, тогда вы нас больше не услышите. Мы замолчим, потому что нас убьют. Когда это случится — мы не знаем«[5].

ООН, конечно, не помогла: это было невозможно в принципе.

Конев применил ту же тактику, что и в Берлине одиннадцать лет назад: бросил на узкие улицы европейского города массу танков. Защитники Будапешта забрасывали их «коктейлями Молотова» и стреляли с верхних этажей. За три дня боев погибли, по официальным данным, 2652 венгра и 640 советских военнослужащих, ранены были соответственно 19226 и 1251 человек.

Еще 7 ноября сообщается о боях в 8-м районе Будапешта и индустриальном предместье Чепель. Дунапентеле становится последним центром сопротивления, его радиопередатчик умолкает лишь к вечеру.

С самого начала военной операции через австрийскую границу хлынули потоки беженцев. Удалось пересечь границу и части участников восстания. Среди них — главнокомандующий Национальной гвардией генерал-майор Бела Кирай.

Всего же после событий 1956 года Венгрию покинуло более двухсот тысяч человек.

Как водится, уже заранее было заготовлено и новое, «подлинно народное» правительство. Проголосовав на заседании кабинета 1 ноября вместе со всеми, Янош Кадар, первый секретарь только что образованной Венгерской социалистической рабочей партии и министр правительства Имре Надя, с помощью сотрудников советского посольства покинул Будапешт и на другой день тайно вылетел в Москву. 3 ноября там было сформировано Рабоче-крестьянское правительство Венгрии. 4 ноября его членов доставили в советскую ставку в Сольноке. А 7 ноября, в годовщину Октября, новое руководство «братской Венгрии» въехало на советских бронетранспортерах в покоренный Будапешт.

С начала декабря силы безопасности приступили к массовым арестам участников революции. Из СССР на помощь прибыл лично председатель КГБ СССР Иван Серов. Вскоре было объявлено чрезвычайное положение. В последующие три года за участие в революции было повешено более 230 человек. Более двадцати тысяч человек было брошено в тюрьмы, тринадцать тысяч вывезено на территорию СССР. И все это после обещанной амнистии, не говоря уже о том, что большая часть участников успела покинуть страну[6].

Что касается Имре Надя, то он с несколькими министрами 4 ноября укрылся в югославском посольстве. Посольство было блокировано, начались переговоры с югославами. Тито, несколько раздраженный поведением «старшего брата» (посольство было обстреляно из танка, погиб югославский дипломат) отказался выдать членов свергнутого правительства.

КГБ разработало план захвата Надя и его соратников: выпускать их из страны заведомо никто не собирался[7]. Надю и его соратникам обещали беспрепятственный вылет в Белград в сопровождении югославских дипломатов. 22 ноября Надь и его соратники покинули посольство, сели в поданный автобус. Но автобус направился из посольства не в аэропорт, а во двор венгерского МВД, где югославам велели отправляться домой, а членов свергнутого правительства арестовали.

Сначала их вывезли в Румынию, а в апреле 1957 года вернули в Венгрию и судили закрытым процессом.

Надь, бывший министр обороны Малетер и публицист Миклош Гимеш были приговорены к расстрелу, остальные — к разным срокам заключения.

Просить о помиловании осужденные отказались.

Распространено мнение, что Надя казнили под давлением СССР. Однако современный российский историк и публицист Леонид Млечин, изучавший архивы ЦК КПСС и беседовавший с участниками событий, утверждает, что Хрущев не хотел крайностей, а предлагал отправить Надя преподавать в какой-нибудь провинциальный институт. Согласно Млечину, настоял на расстреле Кадар; якобы, он даже сам присутствовал при казни. Таким образом, он отомстил Надю, которого считал одним из виновников собственного ареста и истязаний в 1951 году. Но, как бы там ни было, Надь до конца своей жизни самим своим существованием напоминал бы о нелегитимности прихода Кадара к власти.

Больше повезло кардиналу Миндсенти. 4 ноября он укрылся не в югославском, а в американском посольстве. С американцами, в отличие от Тито, разговаривать было бессмысленно. Но и просьбы Запада и Ватикана дать возможность выехать кардиналу из страны никаких результатов не имели. В результате Миндсенти 15 лет (!) находился на территории американского посольства; только в 1971 году ему, тяжело больному, позволили уехать в Рим[8].

Заключение. «Диктатура в домашнем халате»

Утвердившись у власти, Кадар не стал закручивать гайки, а наоборот, провел невиданную по меркам советского блока либерализацию. Вряд ли речь идет о каких-то угрызениях совести, здесь был просто прагматизм.

Интернированных в СССР вскоре вернули на родину. В начале 60-х осужденные по делам, связанным с событиями 1956 года, получили амнистию. Желающим не особо мешали эмигрировать.

Венгрия стала «витриной» социализма. Советские люди, приезжающие сюда, попадали, конечно, не на Запад, но чувствовали себя в другом мире.

А потом «процесс пошел» и социализм «с человеческим лицом» рухнул. Кадар, управлявший страной треть века, за двадцать дней до своей смерти успел увидеть 16 июня 1989 торжественное перезахоронение главы революционного правительства 1956 года Имре Надя. Он видел, что его соотечественники сделали выбор в пользу Запада.

За давностью лет, спрашивать за события 1956 года оказалось не с кого. Венгрия — единственное постсоциалистическое государство, где не предпринималось даже попытки судить кого-либо за прошлое.

Горбачев и Ельцин публично признали подавление венгерского восстания ошибкой. Власти страны удовольствовались этим и не требуют от Москвы официальных извинений, тем более — материальной компенсации.

Да, скорее всего, Имре Надь был в 30-е годы осведомителем НКВД. Да, он (как и партаппаратчик Ельцин в какой-то момент) лавировал и пытался «дружить» со «старшим братом». И за первое, и, тем более, за второе венгры давно простили его. Сегодня он — национальный герой.

Сегодня 1956 год для очень многих венгров — во многом символ самоидентификации. Это то, чем совершенно точно можно гордиться. Не хочу обидеть венгров, но в новейшей истории у них больше не было событий, стоящих с 56-м годом в одном ряду. Мощнейшее левое движение: с мадьярскими отрядами в истории российской революции могут соперничать разве что латышские. Почти двадцатипятилетний сомнительный хортистский режим, участие в войне на стороне Германии. Потом фашисты — свои, при поддержке немецких. Ну, про социализм уже говорили. 1956-й год, несмотря на все его эксцессы, это, по сути, единственное событие, которое вызывает у венгров гордость, и совершенно заслуженную.

Свой 56-й год есть у Чехословакии, и чехи тоже им гордятся. И его нет, например, у Болгарии. Нет его и у нас.

А тогда, в конце 1956 года, Наум Коржавин, чуть наивно, но вполне искренне, написал:

Я — обманутый в светлой надежде,
Я — лишенный судьбы и души —
Только раз я восстал в Будапеште,
Против наглости, гнета и лжи.

[1] Адмирал возглавлял страну, но Венгрия, что интересно, не имела выхода к морю — как не имеет его и сейчас.

[2] Хорти продолжал жить до 1948 в Баварии, затем, получив разрешение от Салазара, перебрался с семьей в Португалию. Здесь, в Эшториале, он и умер в возрасте 88 лет в 1957 г.

[3] Герё (Gere) Эрнё (1891 — 1980), венгерский политический деятель. По национальности венгерский еврей. С 1918 член Коммунистической партии Венгрии (КПВ). После разгрома Венгерской советской республики в 1919 бежал в Вену. В 1922 вернулся в Венгрию, был арестован и приговорен к 15 годам тюремного заключения. В 1924 передан советским властям. С 1924 советник Коминтерна во Франции и Бельгии. Во время гражданской войны в Испании состоял при интернациональных бригадах политкомиссаром Коминтерна; уполномоченный НКВД, отличался излишней жестокостью и непримиримостью. Во время войны — в эмиграции в СССР, агент НКВД. Вместе с М. Ракоши и М. Фаркашем являлся одним из наиболее влиятельных руководителей страны. В Политбюро Ц. К. КПВ курировал вопросы экономики и безопасности. Принял активное участие в кампании против Л. Райка. В окт. 1956 бежал в СССР. В 1962 вернулся в Венгрию, за участие в массовых репрессиях исключен из партии. Работал переводчиком. (Залесский К. А. Кто был кто во второй мировой войне. Союзники СССР. М., 2004)

[4] По поводу Суэцкого кризиса бывший британский посол в Москве сэр Родрик Брейтвейт говорил: «Это было настоящим подарком для Москвы. Он отвлек внимание — в особенности в странах третьего мира. Если бы не Суэц, советы оказались бы в гораздо более трудном положении».

[5] Архив Радио «Свобода»: archive.svoboda.org/programs/TD/2001/TD.102101.asp

[6] Янош Райнер.1956-й — Венгерская революция в истории Европы. «Звезда», 2006, № 10. Электронная версия: magazines.russ.ru/zvezda/2006/10/ra9.html

[7] О захвате Надя см., в частности, опубликованные фондом А. Н. Яковлева документы: http://www.alexanderyakovlev.org/db-docs

[8] О Йозефе Миндсенти: archive.svoboda.org/programs/TD/2001/TD.102101.asp

В 1956-м ему исполнилось 64 года. Он уже десять лет был кардиналом и восемь — тюремным сидельцем (арестовали Миндсенти в 48-м, а в 49-м приговорили к пожизненному заключению). Его арестовывали при Венгерсой Советской Республике в 1919, и он успел посидеть при Салашистах в 1944.

3 ноября 1956-го года освобожденный кардинал обратился к соотечественникам по радио. Он, в частности, сказал: «Очень часто приходится нынче слышать: я, имярек, порывая с прошлым, буду говорить искренне, не кривя душой. О себе подобного не скажу: я, милостью Божьей, остаюсь тем же, чем был до тюрьмы…»