Безальтернативные правые: почему на Западе к власти приходят неоконсерваторы.
Полевевшие неолибералы уже который год сдают позиции правым движениям и партиям, которые ещё несколько лет назад были маргинальными объединениями радикалов.
Левый президент или премьер — самое лучшее, что можно сделать для продвижения нормальной либеральной идеологии: без левацких иждивенческих догматов, химер «социальной справедливости» и мультикультурализма. Насмотревшись за последние годы на правление Обамы, Трюдо, Олланда, а теперь ещё и Макрона, левых правительств в странах Южной Европы — Испании, Италии, Греции — люди во всем мире резко расхотели идти по пути социализма, они стали поддерживать центристов, правых, консерваторов, даже националистов, лишь бы не упёртое в своих убеждениях левачьё.
Именно поэтому во всем мире набрала силу тенденция на общее поправение очень многих политических сил или появление новых, отвечающих требованиям времени. Трамп вместо бешеных левых демократов, правое правительство Италии вместо вечной чехарды лоскутных кабинетов из пяти-шести левых партий, усиление «Альтернативы для Германии» в ответ на миграционную политику Меркель, в конце концов — австрийское правое правительство, возглавляемое молодым лидером «Народной партии» Курцем.
Началось же всё в конце нулевых, когда довольные собой левоцентристы решили пустить к штурвалу радикалов. Множество леволиберальных и социал-демократических сообществ, шантажируя центристские правительства потерей поддержки, постепенно притянули в свои лагеря представителей истеблишмента, а многие представители этих групп сами вошли в истеблишмент. Произошло сращивание управленческого класса с леволиберальными догматиками, и затронуло оно многие страны Запада.
Слишком много diversity
В 2007 году в США на выборах президента победил представитель Демократической партии мулат Барак Обама. Он был идеальным мультикультурным кандидатом, связанным с сенаторской династией по матери, будучи афроамериканцем по отцу. В его победе в серьёзной степени поучаствовали представители множества левых групп, порой весьма радикальных. Они продвигали его в новых тогда соцсетях и всячески увеличивали медийный ресурс Обамы. Просто отправить леваков восвояси было нельзя, в итоге срощенные группы влияния пошли вразнос. Леволиберальные догмы стали всё сильнее проникать в официальную риторику Белого Дома, а также воплощаться во многих законопроектах. Поддержка меньшинств дошла до квотирования, равенство возможностей сменилось равенством результатов, так называемая «позитивная дискриминация» давно стала дискриминацией обычной, а упор на обязательное расовое разнообразие — так называемое diversity — перешёл все допустимые границы.
https://www.youtube.com/watch?v=iKcWu0tsiZM — пародийный ролик на левацкую систему ценностей и те крайности до которых вполне может дойти подобная система
Через некоторое время подобные движения стали поднимать голову и в Европе. Они пришли далеко не на пустое место: как и в США левые опирались на длительную практику политкорректности и терпимости, так и в Старом Свете соцдемы и их побратимы имели прочное основание в виде «достижений 67 года», являвшихся по сути победой левацкого инфантилизма над здравым смыслом. Уже в нулевые почти во всех странах Западной Европы левые имели или большинство в высших законодательных органах, или контроль над правительством. Лейбористам в Британии, социалистам во Франции и Испании не угрожало вообще ничего, а центристы в Швеции или Германии имели весьма шаткое превосходство, могущее перейти к соцдемам в одночасье.
Однако влияние радикалов на правящие партии по обе стороны Атлантики росло, и в итоге от традиционной для левоцентристов «социалочки» политика американского и европейских правительств дошла до навязывания политики идентичности, резкого сближения с феминистками и ЛГБТ-движениями, всяческого потворства мигрантам и нацменьшинствам; в конце концов убеждение в важности принадлежности к какому-либо меньшинству стало возводиться в культ, а в радикальной форме риторика левых групп возводила уродства и девиации в ранг новой нормы. Находясь в симбиозе с радикалами, леволиберальные правительства во многих странах оторвались от реальности, что начало проявляться при первых же кризисах.
Недовольные представители большинства в этих странах переставали поддерживать устоявшиеся политические силы, быстро поднимая маргинальные некогда движения на уровень сильных парламентских партий. Ещё на стыке десятилетий правые партии стали получать заметные проценты, будь то «Шведские демократы» или украинская «Свобода». Приток поддержки получили также консервативные силы, в основном за счёт своих радикальных фракций — так случилось в Британии и США, где Обама столкнулся с радикально республиканским Конгрессом в свой второй срок. Но леваков эти звонки не пугали, и они продолжали тащить правящую элиту в болото своих идейных химер. Последствия не заставили себя долго ждать.
Центристский маятник
Борьба левых за права давно превратилась в борьбу за привилегии, которую левоцентристский даже истеблишмент уже успел сделать государственной политикой. Беззубые центристы, не могущие предложить альтернативу, и, боясь прямо критиковать идеологемы левых, чтобы не прослыть неполиткорректными, теряли поддержку — их электорат уходил к правым, что на первый взгляд только укрепляло позиции соцдемов.
Именно это произошло в Швеции в 2014 году, когда консервативное правительство Фредерика Рейнфельда вынуждено было уйти в отставку из-за резкой потери голосов на выборах в Ригстаг и своего проигрыша левой коалиции. Соцдемы и зелёные, оставшись на том же уровне поддержки, смогли сформировать правительство, но главной сенсацией тех выборов было вовсе не это, а двукратный рост числа голосов за «Шведских демократов» (Sverigedemokraterna) — националистическую партию, имевшую небольшую фракцию, но известную своей антимигрантской риторикой. После тех выборов SD стали третьей партией в Швеции, и только чистоплюйство консерваторов-центристов помешало им войти в правительство, создав тем самым важный прецедент.
Ни в одной из стран леваки не вынесли уроков и дальше продолжали тянуть в свою сторону. Первым серьёзным поражением для них стал Brexit — успех правых консерваторов на референдуме о выходе Британии из Евросоюза. Это было шоком для лейбористов, уже успевших стать почти социалистической партией, да и умеренные консерваторы были несколько озадачены. Впрочем, благодаря фракционной структуре партии Тори удалось не только сохранить власть при переходе маятника поддержки вправо, но и укрепить свою власть, сформировав правительство в одиночку, без коалиции с либерал-демократами.
Уже нагнетающаяся истерика левых всё ещё не была адекватным парированием ответа правых на вызов левого радикализма. Слюнявые акции больших детей в Лондоне не могли повернуть тренд общественного мнения вспять и отвлечь общества Европы и Америки от культурного кризиса, углубление которого началось из-за неспособности леваков признавать свои ошибки. Американские демократы лишь усилили трансляцию своих идеологем через подконтрольные медиа. Послание демократических СМИ стало приобретать черты даже не пропаганды, а религиозой проповеди, где Барака Обаму преподносили как святого и пророка Идей Нового Светлого Будущего. Всех несогласных шельмовали ярлыками «расист», а республиканцев — даже умеренных — показывали чуть ли не как фашистов.
Однако мощное правое движение, поднявшееся в Америке в середине десятых, стало ответом на бешенство леволиберальных реформаторов, доведших страну до фактического раскола. Пробуждение огромного пласта спящего электората — недовольного молчаливого большинства — свело на нет все результаты левого активизма и позволило сначала республиканцам взять большинство в Конгрессе, а затем Дональду Трампу — сломать все препоны американского истеблишмента и стать президентом США. И тут началась настоящая истерия: ярость левых высыпала на улицы, в типично социалистических штатах — Калифорнии и Нью-Йорке — «женские» марши собирали сотни тысяч человек, акции феминисток по одеванию американок в хиджабы долго держалась в медиаполе, многие звёзды шоу-бизнеса каждый день только и делали, что поносили Трампа — как в целом вменяемая Кэти Пэрри, так и натурально сумасшедший Шайя ла Бёф. Неустойчивые к подобному влиянию миллениалы, возможно и стали поддерживать демократов, но даже среди них полевение после избрания Трампа было временным. Демократы продолжили терять поддержку из-за того, что не смогли предложить что-то повменяемей, чем продолжение политики Обамы и сохранение его «наследия».
Миграционный кризис, наложившийся на первые электоральные прецеденты, в конце концов ударил по Континентальной Европе. Правительству Меркель в Германии с трудом удалось удержаться, ибо консервативный электорат ушёл к AfD, реакция на её неуверенное «мы справимся» показала резкое недовольство полевением ХДС в последние 10 лет. Новая политика идентичности, проводимая во Франции, даже для этой цитадели 68-го была уже за гранью адекватности. Этим воспользовался «Национальный Фронт», перешедший после смены руководителя от оголтелой ксенофобии к умеренному этническому национализму. FN стал снова добиваться успеха на муниципальных выборах, а на президентских Марин Ле Пен прошла во второй тур и побила рекорд своего отца: треть голосов французов за контрэлитного кандидата от некогда маргинальной партии чего-то да стоят.
Механизм данного маятника правительств во всех странах был одинаков: левые мобилизовывали радикалов, поддержка от центристов, неспособных открыто критиковать леваков, в итоге уходила к правым, что в свою очередь приводило к приходу соцдемов и даже социалистов к власти и краху центристские сил. Левое правительство вызывало отторжение большой части населения, что приводило к усилению правых в следующем электоральном цикле и либо приходу к власти право-центристской коалиции (Британия, Италия, Австрия), либо к ещё большей поляризации политического поля и дальнейшему ослаблению Центра (Германия, Швеция, США, в некоторой степени Франция). В России данные явления также имеют место, но многие особенности нашей страны заслуживают внимания в отдельной статье. Сейчас же интереснее было бы пройтись по тем силам, чьё появление и развитие было вызвано той упёртой убеждённостью в своих идеях левацких фанатиков. Кого они породили себе на погибель?
Да, реакция!
Надо было очень постараться, чтобы бывшие расисты и криптонацисты стали силой, отвечавшей требованиям времени и вызовам Истории, но западным левакам это удалось. Неудержимый левый крен сделал даже ультраправых вменяемой силой по сравнению с беснующимися леволибералами, чего уж говорить о консерваторах, альтернативных правых или гражданских националистах. Пять лет назад никто и представить не мог, что британские консерваторы будут плотно взаимодействовать с UKIP, американский президент своим приходом к власти будет обязан в том числе правому медиаресурсу, а «Шведские демократы» по опросам станут самой популярной политической силой страны. Как же это получилось?
Во-первых, консерваторы перестали быть чистоплюями, видя, что традиционный избиратель уходит от них влево. И они просто нашли себе нового. Около трети голосов, отданных за Трампа — это голоса людей, не ходивших ранее на выборах, голоса тех, кого не спрашивали. Даже некоторые умеренные демократы отдали голоса за республиканского кандидата, хотя два президента-республиканца и даже некоторые сенаторы проголосовали за Клинтон. Французский Нацфронт и британские консерваторы использовали ту же стратегию, перестав обращать внимание на умеренный электорат, которому было всё не так, а угодить было сложно. Легче было с нуля написать послание к менее требовательному избрателю, который хотел лишь назвать вещи своими именами. Новые группы, незатронутые политикой до того, среагировали на новое и честное послание консерваторов.
Во-вторых, правые группы от правых либералов до неонацистов оказались гораздо демократичнее, чем леваки. Свобода слова в их рядах была главной и непреложной ценностью, а форумы типа Форчана её только культивировали. Фактически правые сообщества Британии и США представляли из себя сетевые объединения классических либералов, которым чужды левацкие веяния, зато очень близка национально-культурная ориентация и базовые демократические ценности. Горизонтальные связи и самоорганизация этих сетевых клубов быстро возрастала и крепла, что позволяло через некоторое время создать единое информационное поле, основанное на старой идеологии, переработанной по-новому. Так появились первые ресурсы-спикеры, самый известный из которых — Breitbart, главредом которого долгое время являлся Стивен Бэннон, впоследствии ставший советником Дональда Трампа.
Сетевые сообщества увеличивали свой охват по мере нахождения новых инфоповодов левого экстремизма. Критика традиционных СМИ усиливала консервативные издания и форумы как единственную альтернативу в информационном плане. В конце концов умеренные правые оказались гораздо демократичнее, чем силы, называвшие себя демократами, для которых диктат политкорректности и навязывание своих догматов уже стал привычной практикой.
В-третьих, правые сообщества и движения были во многих смыслах реакционными. Они были настоящими реакционерами в плане культуры, всячески противясь левацким «прогрессивным инновациям», они были реакцией на давление элиты, и из их среды начала формироваться элита совсем другого рода. В США она слабо соприкасалась с истеблишментом Республиканской партии — разве что через «Движение чаепития» - а вот в Европе «реакционеры» из мелких и не очень партий имели хороший опыт организационной деятельности и были рады привнести его на острие нового политического движения. Типичными примерами такой конверсии являются Йимми Окессон (лидер «Шведских демократов в юности состоял в молодёжном крыле консерваторов) и Бернд Лукке, который, прежде чем основать AfD, 33 года был членом ХСС. Благодаря приходу к правым опытных правоцентристских политиков европейские праволиберальные и неоконсервативные силы быстро набрали популярность и стали заметными участниками политической жизни своих стран. Открытость к новым идеям и лицам — тоже типично демократическая черта — сделала европейских правых успешной политической силой, которая ещё не раз проявит потенциал к росту.
В конце концов сильная радикализация левых привела к их отрыву от большинства, который не смогли залить пропаганда, повальный активизм на улице и контроль над госаппаратом. Здоровые силы справа продолжают усиливаться, и их нынешнее состояние — лишь промежуточный этап между первыми победами и дальнейшим ростом. Этот рост может быть упреждён левыми только если те признают несостоятельность многих своих догматов и пойдут в народ с переработанной идеологией социал-демократии. Но этого, к счастью, не предвидится.
Подписывайтесь на наше сообщество в ВК, телеграм-канал, а также Ютуб-канал автора чтобы получать свежие новости и анонсы статей.