Статья Адама Хьюга, перевод Андрея Склярова

Комментарий переводчика:

Обзорный доклад британского Центра Зарубежной политики (Foreign Policy Centre, FPC) достаточно тяжёл в прочтении как таковом, не говоря о переводе, однако данный материал прекрасно отражает взгляд леволиберального интеллектуального сообщества на поправение политики по всему миру.

Находящиеся под впечатлением от Брекзита и Трампа демократические социалисты Европы, всё ещё называющие себя либералами, пытаются в рамках своего однобокого видения показать опасность правого вызова в европейской политике, демонстрируя усилившиеся правоконсервативные движения постсоветского пространства, приводя собственную фактологию, некоторой части которой ещё следует пройти проверку на релевантность. Главная цель доклада — напугать центристски настроенное сообщество, дабы вовлечь его в ползучую левацкую истерию, накрывающую Европу вслед за США.

При прочтении статьи рекомендую держать в уме понимание, что перед вами довольно ангажированный материал. Авторы местами не отделяют правоцентристов и либерал-консерваторов от ультраправых радикальных националистов, представляя все подобные движения в рамках единого массива, делая упор на самых радикальных. Связи с Россией тех или иных традиционалистских НКО в случае с Грузией показаны довольно отчётливо, а вот геополитические домыслы по поводу Армении в статье довольно спорны, так что качество даже отдельных материалов в статье разнится. Термин «либерализм» понимается авторами исключительно в контексте «ультрапрогрессивного» социал-демократического смысла: примат прав меньшинств, равенство результатов вместо равенства возможностей, социальная справедливость в ущерб развитию и экономическому росту и т. п. Всё это представляет из себя типичную подмену понятий, дезориентирующую неподготовленного читателя, о чём нужно помнить и иметь в виду.

Упор на права ЛГБТКИА++ (в тексте данная аббревиатура используется много раз в разной форме, где-то я её сокращал, где-то привожу без изменений) и подчёркнутый антиклерикализм несколько оттеняют в целом взвешенный анализ авторов, который, несмотря на однобокость взгляда, может быть использован для показа серьёзного вмешательства путинской России в дела соседей через сеть традиционалистских НКО, пропагандирующих порой дикую архаику.

Я постарался сделать перевод предельно дословным, заменяя лишь некоторые обороты, английские идиомы, либо вставляя близкие русскоязычному читателю термины взамен авторских («гастарбайтер», «Евромайдан», «ультрас») для лучшего восприятия и без того тяжёлого текста. Довольно странно, что данный доклад, — несмотря на ангажированность, достаточно качественный — не был ещё переведён на русский левыми публицистами, и первым переводчиком его выступит правый либерал, сопроводив его таким вот предупреждающим комментарием.

---

От Трампа до Дутерте, от Орбана до Эрдогана, от Путина до польского «Права и Справедливости» Качиньского — социал-консервативные, националистические и популистские политические силы растут по всему миру. Утверждение, что мы переживаем кризис либеральной демократии, с каждым днём ​​кажется не таким преувеличенным. Спустя почти два десятилетия, в течение которых наблюдалось продвижение либеральной демократии после Холодной войны, в период с финансового кризиса 2008 года была подорвана вера в неизбежную неизбежность «западной модели», так же как Россия (активно) и Китай (несколько более пассивно) демонстрируют альтернативные экономические и политические модели. Эта неопределенность вызвана не только политической нестабильностью, но и растущей озабоченностью в связи с быстрыми экономическими, технологическими и социальными изменениями. Именно это последнее измерение — темп социальных изменений и реакций на него — лежит в основе этой публикации, в которой рассматривается степень контрреакции.

В этой публикации оценивается растущее влияние нелиберальных, антизападных и социально консервативных групп гражданского общества, народных движений и политических сил в пяти постсоветских государствах — Грузии, Армении, Украине, Киргизии и Молдавии — с точки зрения того, чем они являются, чего стремятся достичь и почему. Эти страны были отобраны, поскольку они остаются пятью самыми свободными обществами в регионе, которые ещё не являются частью Европейского Союза (как страны Балтии), являясь при этом площадками геополитической конкуренции за влияние между «Западом» (преимущественно ЕС, но также исторически США) и Россией. Как общества, находящиеся в более открытом конце регионального спектра, все они обладают свойством собирать группы граждан, выступающих за политические изменения в относительной свободе. Эти страны также имеют хорошо зарекомендовавшие себя «либеральные» неправительственные организации (НПО), которые часто получают финансирование от международных доноров, включая западные страны и учреждения, а также частную филантропию, такую ​​как Фонды открытого общества, поддерживающие данную публикацию.

Это исследование в основном сосредоточено на деятельности четырех, часто перекрывающихся, типов групп:

• НПО, аналитические центры и другие научно-исследовательские институты, которые способствуют социально-консервативным ценностям как в отношении внутренней политики, так и в качестве причины для более тесных связей с Россией, но форма и функция которых якобы отражает интересы либерального гражданского общества
• Социал-консервативные группы давления или кампании
• Крайне правые или радикальные националистические группы
• Группы, связанные с религиозными учреждениями (которые вполне могут включать в себя ряд вышеперечисленных)

Социальные отношения: сила религии и традиции

Все пять обществ, рассматриваемых в этой публикации, могут быть определены как широко сохраняющие социал-консервативные ценности и традиции, несмотря на их разную степень открытости для взаимодействия с Западом. После распада Советского Союза эти страны развивают и заново открывают, и создают свою национальную идентичность. В контексте формирующейся национальной идентичности и стремления к стабильности после политических и экономических потрясений начала 90-х годов становится очевидным, что отдельные права могут рассматриваться как угроза социальной сплоченности, что особенно подчеркивается в контексте четырех из этих пяти стран, имеющих либо активный, либо неразрешённый территориальный конфликт.

Более того, после разложения советского атеизма поднялся вопрос религиозной идентификации, и вера вернулась в поле общественно значимых тем. Образ доминирующей группы верований использовался в качестве инструмента для определения национальной идентичности во всем регионе, либо формально с особыми положениями конституций, как в Грузии и Армении для доминирующей церкви, или неофициально с политиками, использующими религию, как способ определить идентичность нации, особенно в Киргизии и Молдавии.

Доминирующие религиозные организации являются наиболее надёжными учреждениями в пяти рассматриваемых странах, уровень доверия которых намного превышает уровень доверия гражданского общества и светских политиков. Например, 70% грузин скорее или полностью доверяют своему религиозному учреждению^[1], несмотря на наличие одного из наиболее развитых и активных секторов НПО в регионе, сопоставимый показатель для НПО составляет всего 23%^[2].

В Грузии и Армении церкви являются независимыми институтами. Хотя руководство грузинской церкви более пророссийское, чем страна в целом, имеет хорошие отношения с Русской православной церковью и разделяет отвращение к западному социальному либерализму, оно действует на своих собственных условиях и стало чрезвычайно мощной силой для социальной мобилизации и роста политического влияния. Хотя Армянская церковь традиционно была менее активной частью ранее господствующей элиты, она претендует на то, чтобы быть хранителем армянской идентичности — роль, которую она играла на протяжении столетий после разрушения армянского античного периода. Ни одна из церквей не имеет зависимых отношений со своим российским коллегой: грузинская церковь является автокефальной (самоуправляющейся) в пределах православия, а Апостольская Церковь Армении является частью отдельной восточной православной церковной семьи. Это не похоже на ситуацию в Молдавии и Украине, где крупнейшие отделения Православной Церкви являются отделениями РПЦ, хотя в Украине её господству бросают вызов со стороны конкурирующего Киевского Патриархата. В Киргизии ислам остается во власти Духовной администрации мусульман Кыргызстана, централизованного муфтията с близкими отношениями к государству.

Как ясно из этой публикации, эти религиозные учреждения являются наиболее влиятельными неправительственными субъектами^[3] в их обществах, и есть чёткие связи с группами давления по консервативным социальным вопросам. В то время как общие уровни религиозной идентификации и практики возросли, этот рост религиозных настроений согласуется с более давними культурными установками, распространенными в этих обществах, что помогает создать прочную основу для культурной реакции на либерализацию законодательства, часто поощряемого «внешними державами», такими как ЕС через процессы Восточного партнерства.

Постоянная враждебность к правам ЛГБТКИАИ++ была общей особенностью во всем регионе. В Молдавии 87% людей в 2016 году считали гомосексуализм неприемлемым, по сравнению с 85% в 2008 году^[4]. Аналогичным образом, исследование «Мировые ценности» в 2014 году показало, что 86% грузин, 95% армян и 68,5% киргизов считают, что гомосексуализм неприемлем для них^[5]. В ряде стран также имеются данные, свидетельствующие о том, что в западных обществах (где молодые люди значительно более либеральны) не наблюдается драматических различий по возрасту, тогда как работы Эрика МакГлинчи подчеркивают, что уровни гомофобии в Киргизии в целом статичны по всему возрастному спектру, также есть данные, свидетельствующие о том, что примеров крайней гомофобии может быть больше среди молодых грузин, чем в старшие поколения^[6]. Как Грузия, так и Киргизия^[7] предприняли определённые шаги для запрета однополых браков в своих конституциях.

Одним из ярких пятен в данных стало значительное улучшение отношения украинцев к правам секс-меньшинств после проевропейской переориентации, вызванной Революцией достоинства, несмотря на явное повышение ультраправого давления, обсуждаемого в этом издании. Исследования Международной ассоциации лесбиянок, геев, бисексуалов, транс- и интерсекс (ILGA) показывают, что в 2017 году 56% украинцев поддерживали равные права для людей ЛГБТИ, а только 21% против, 59% поддерживали законы о дискриминации на рабочем месте, чтобы защитить их^[8]. Десятью годами ранее только 34% украинцев были готовы поддерживать равные права для людей ЛГБТ^[9].

Несмотря на свою законность в течение большей части советской эпохи, есть признаки того, что культурное принятие абортов остается далеко не определенным. 67% грузин считали, что «аборт никогда не может быть оправдан»^[10], в то время как в Молдавии аналогичный показатель составил 53%^[11]. Материалы эссе в этом сборнике показывают, как проблемы здоровья женщин, проблемы, связанные с половым просвещением, насилием в семье, а в случае похищения невесты в Кыргызстане и полигамии используются в качестве клиновых вопросов консервативными и религиозными группами. Термин «гендер» был адаптирован нелиберальными субъектами, поскольку стенография ограничивает ряд либерализационных мер от попыток продвижения гендерного равенства к правам ЛГБТИ, так и противостоянию этому^[12].

Местная политика и внешние субъекты

Дискуссия о «традиционных ценностях» основана на власти и влиянии. Учитывая, что нелиберальное социальное отношение к правам ЛГБТИ, иммиграция и роль женщин в обществе имеют значительную внутреннюю поддержку, далеко не необычно, что политические деятели будут стремиться использовать такие силы, в некоторых случаях из-за подлинной поддержки, а зачастую и из более циничных побуждений, чтобы отвлечься от захвата государства и коррупции. Ряд наших авторов подчеркивают, как считалось, что ведущие фигуры стран, которые, как полагают, проевропейские, используют нелиберальные силы для достижения своих политических целей, в том числе тесную связь между Грузинской мечтой и Грузинской Церковью, отношениями министра внутренних дел Украины Арсена Авакова с крайне правыми ополченцами и мутные отношения в Молдавии между проевропейским правительственным «брокером власти» и олигархом Владимиром Плахотнюком и социально-консервативным, пророссийским президентом Игорем Додоном.

Характер и инструменты влияния России на продвижение нелиберальных ценностей на постсоветском пространстве подробно обсуждались в предыдущих публикациях Центра внешней политики «Обмен худшей практикой в информационной битве»^[13]. Эти публикации показывают, как Россия пыталась продвигать повестку «традиционных ценностей», которая ставит российскую политическую модель в качестве ориентира для подражания со стороны тех, кто в регионе опасается темпов социальных изменений, поддерживающих Православную Церковь, выступающую против прав секс-меньшинств и сочувствующей возрождению патриархальной семьи, возглавляемой мужчиной. Она распространяет эти сообщения через свои средства массовой информации, не столько как ретрансляцию внутреннего телевидения по всему региону, сколько через целевые инструменты, такие как Информационное агентство «Спутник», сообщения которых затем адаптируются и повторяются местными каналами и веб-сайтами. Проникновение СМИ подкрепляется деятельностью РПЦ и ряда фондов и организаций, которые продвигают российские ценности за рубежом, таких как Фонд «Русский мир», поддерживаемый государством, и частные инициативы олигархов, близких к Кремлю.

При запуске этого проекта одной из его целей была попытка проанализировать степень участия России в организации мероприятий местными традиционалистскими группами. Учитывая непрозрачность структуры финансирования многих проанализированных групп^[14], было трудно окончательно отобразить непосредственное участие России; однако вклады в доклад идентифицируют ряд групп, которые, как видно, имеют тесные связи (в некоторых случаях прямые финансовые отношения) с российским правительством и российскими учреждениями. По большей части, однако, подход местных групп — это эмуляция или подражание, а не прямой контроль, а несколько примеров движений — «франшизы», такие как оперативно отдельные, но тесно связанные с ними организации «Оккупай-педофиляй».

Как показывает Кристина Стойкл в своем докладе о Всемирном конгрессе семей, влияние России все больше и больше проявляется в связи с усилиями ряда радикальных американских евангельских групп, стремящихся сформировать общий фронт против распространения либеральных ценностей, особенно прав ЛГБТИ и абортов^[15]. Работа Мелиссы Хупер в предыдущих публикациях FPC^[16] и других авторов, таких как Крис Струп^[17] и Кейси Мишель^[18], подчеркивают это развивающееся сотрудничество по продвижению нелиберализма на постсоветском пространстве и по всей Европе, тенденции, которые оказывали заметное, но даже усилившееся за время президентства Трампа, влияние на отношения между правом США и Россией.

Пять стран

1. Грузия

В этом сборнике наши три грузинских автора чётко изложили сеть взаимосвязанных личностей и организаций, которые разработали серию нелиберальных НПО и институтов. Это самый яркий пример подражания формам либерального гражданского общества из всех пяти тематических исследований, что неудивительно, учитывая, что сравнительно неплохой и активный сектор Грузии, являющийся моделью для эмуляции, является сравнительно развитым.

Авторы подтверждают анализ, четко выраженный в прошлых публикациях Центра внешней политики: Грузинская православная церковь является самой мощной нелиберальной силой в грузинском обществе^[19]]. Это, безусловно, наиболее активно влияет на религиозные учреждения в пяти странах, оценённых в этой публикации, и, вероятно, справедливо видеть, что она является самым влиятельным негосударственным^[20] актором в рамках отдельного общества из пяти стран.

Как и в Украине, вопрос о прямом участии России в грузинском обществе особенно чреват, и раны 2008 года по-прежнему остаются необработанными. Тем не менее, наблюдается определённое «оттаивание» в отношениях, частично во главе с контактом между Грузинской Церковью и её российскими коллегами, несмотря на продолжающиеся шаги Грузии в отношении Европейского Союза. Исследования в 2015 году Наты Дзвелишвили^[21], которые были расширены в её вкладе в этот сборник, Инициативой развития средств массовой информации в 2017 году^[22] и Transparency International Georgia в 2018 году^[23] помогли сопоставить некоторые из возможных связей между различного рода грузинскими организациями и донорами и партнерами в России. Некоторые грузинские группы прямо выступают за улучшение связей с Россией; однако ясно, что как аналитики считают, между Россией и организациями существуют связи, способствующие формированию оппозиции либеральным ценностям; организациями, которые осуществляют такую ​​«прогрузинскую», а не «пророссийскую» деятельность. Это рассматривается как попытка в краткосрочной перспективе подорвать влияние Запада, подход, который имеет большую потенциальную аудиторию, чем явно пророссийская деятельность.

Особую озабоченность вызывает то, что три грузинских автора чётко обозначают растущее присутствие на улице националистических, крайне правых движений, которые создают серьёзную проблему для продвижения либеральных ценностей в Грузии. Эти группы основываются на импульсе прошлых протестов со стороны Церкви и её союзников против Международного дня борьбы с гомофобией и трансфобией (IDAHOT)^[24], но они расширили свои атаки на более широкий набор либеральных целей от ночных клубов до веганских ресторанов^[25], Кажется, есть некоторые свидетельства связей между членами формирующихся националистических групп протеста и российских групп, как раз в то время, когда Россия разгромила свои внутренние крайне правые движения^[26].

2. Украина

Дискуссия о масштабах участия украинских ультраправых в организации Евромайдана и Революции достоинства и её последствий может быть болезненной. Отчасти это объясняется тем, российское правительство всячески старалось показать ситуацию на Украине противостоянием «законного» правительства и «фашистов», дабы выбить жителей Крыма и Донбасса из политической повестки страны. Это также связано с серьёзным эмоциональным вкладом в революционные события разных слоев украинского общества, особенно либерального круга. В этом контексте анализ, представленный Владимиром Ищенко здесь и в других местах^[27]; в тексте утверждается, что ультраправые имели большую степень участия, чем признают некоторые наблюдатели, а это может быть сложным для тех, кто видит Майдан как решающий момент для либеральных социальных изменений.

Хотя степень участия ультрас явно является предметом жарких споров, украинские крайне правые группы явно непропорционально участвовали в элементах физической конфронтации протестного движения, особенно в развязке, когда силы безопасности Януковича начали стрелять по протестующим — эти действия и привели к его свержению. Кроме того, на примере протестных движений в других частях мира можно утверждать, что организованные группы с чёткими повестками дня, структурами и опытными членами, как правило, имеют неоценимую роль в координации действий протеста, независимо от их размера по сравнению с общим числом людей, которые в конечном счете участвуют в протесте или движении^[28]. В результате они могут вступать в контакт с новобранцами, а в более широком смысле их влияние может в результате их последовательности, особенно с течением времени, формировать основную повестку в их направлении.

Эта способность влиять на более широкую политическую среду особенно актуальна в обществе, где политические партии в первую очередь руководствуются личностью, а не строятся на твердой идеологии и организационных структурах. Такой анализ должен быть смягчён признанием того, что коалиция сил, которые собрались вместе для поддержки Майдана, была чрезвычайно широкой: от активистов ЛГБТ до католических и киевских патриархатов православных священников, в то время как многие из публичных лиц Движения представляли собой в основе проевропейских политиков и более либеральных активистов.

Несомненно, верно то, что, хотя власть и присутствие крайне правых укрепились благодаря участию в Революции вначале конфликта, деятельное участие ультраправых в проправительственных ополчениях как внутри, так и за пределами официальных украинских правительственных структур значительно улучшило их положение. В эссе Владимира Ищенко подробно анализируется рост трех крупнейших организаций:

• Батальон «Азов» и его дочерние организации^[29], которые рассматриваются как имеющие связи с нынешним министром внутренних дел Арсеном Аваковым;
• Коалиция вокруг «Правого сектора» (в том числе ее «Тризуб», члены которой считают себя наследниками партизанского движения Второй мировой войны Украинской повстанческой армии)^[30];
• Партия «Свобода» - правая популистская, социал-консервативная партия и организация, влияние которой несколько ослабело с ростом «Азова»^[31].

Мало того, что такие группы и аффилированные с ними лица действуют на фронте в Донбассе, они также стремятся играть роль внутри страны. Например агитгруппа «Азова» «Национальная дружина» участвует в запугивании и насилии в отношении групп гражданского общества и меньшинств, в то же время она ищет способы в соответствии с положениями закона «Об участии граждан в защите общественного порядка и государства границы» привлечь 600 своих активистов в юридически санкционированное «гражданское образование», которое будет стремиться затенять полицию и оказывать ей «определенную помощь в решении вопросов, связанных с антисоциальным поведением и общественным порядком»^[32].

Существует также группа С-14, которую часто обвиняют в неонацизме. Её структуры связаны с «Азовом» и активно принимают участие в футбольных клубах «ультрас», а ранее были связаны с «Свободой». Их основное внимание было сосредоточено на мнимых и действительных пророссийских объединениях, тогда как во время Евромайдана группы С-14 вели уличные бои против банд Януковича^[33]. С-14 был включен Консорциумом по исследованиям и анализу терроризма в качестве внутренней террористической группы^[34], был вовлечен в нападения на цыганские лагеря по всей Украине^[35], и все же он также получал правительственное финансирование от Министерства молодежи и спорта за «национально-патриотические» образовательные проекты^[36].

Как и в других странах региона, существует ряд украинских организаций, которые стремятся скопировать модель российского «Оккупай-педофиляя», такого как «Белые Львы», «Наследие» и, возможно, наиболее заметная группа «Модный вердикт»^[37]. Эти группы занимаются захватом, публичное унижение и насилие в отношении лиц и групп ЛГБТИ^[38].

Усилия по содействию реабилитации и продвижению националистических групп из прошлого Украины, таких как националистическое движение Второй мировой войны, Украинская повстанческая армия, которая сражалась как против Советов, так и против нацистов, поддержали более крупные организации, такие как финансируемые правительством «Украинский институт национальной памяти"^[39].

Несмотря на существенное улучшение общественного отношения к правам ЛГБТИ и некоторому законодательному прогрессу в период непосредственно после Евромайдана, эти и более крупные правые группы становятся всё более наглыми в своих нападениях на ЛГБТ-активистов и организации, работающие с ними. Инциденты включали нападение на международные правозащитные организации «Amnesty International» и «Human Rights Watch» в киевском инциденте в мае 2018 года^[40] и срыва в апреле мероприятия Freedom House в Полтаве Национальным корпусом^[41]. Как выразился Вячеслав Лихачев, хотя эти группы вряд ли достигнут прямой политической власти для себя, они, однако, настойчиво пытаются навязать свою повестку дня украинскому обществу, в том числе используя силу против тех, кто имеет противоположные политические и культурные взгляды. Они представляют собой реальную физическую угрозу для левых, феминистских, либеральных и ЛГБТ-активистов, правозащитников, а также этнических и религиозных меньшинств»^[42].

В дополнение к этим насильственным экстремистам ряд ненасильственных групп против движения ЛГБТИ и движений, таких как «Все вместе» - для семьи! Появляется движение во главе с евангельским активистом Русланом Кухарчуком^[43]. В двухдневном фестивале «Все вместе для семьи 2017» как утверждалось, участвовало 30 000 человек^[44] с музыкантами, клоунами и другими развлечениями для всей семьи, чтобы дополнить религиозную проповедь и анти-ЛГБТ±активизм. Существует также православная консервативная группа «Катехон», относительно небольшая, но активно участвующая в гомофобных протестах в Украине и с предполагаемыми связями с более крупной консервативной группой в России с тем же названием.

Основные религиозные институты в Украине несколько более приглушены в своих нападениях на права ЛГБТ+, чем их коллеги в других местах. Тем не менее, Всеукраинский совет церквей и религиозных организаций (AUCCRO), являющийся зонтичным органом, включающим большинство церковных групп в стране, активно продвигает ежегодный Всеукраинский марш для защиты прав детей и семей^[46]. Из основных институтов, однако, Московский Патриархат организованно активно выступил против Марша равенства и занял более активную позицию^[47].

Учитывая понятную чувствительность к чему-либо, что связано с Россией, несмотря на подражание некоторой риторике и поведению «традиционно настроенных ценностей», вдохновленных русскими, украинские консервативные и религиозные группы часто ищут концепцию «традиционных европейских ценностей», возврата к которым они ищут, поскольку страна переориентируется на запад, но иначе, чем под влиянием либерализационных тенденций Е. С. Следует, конечно, отметить, что напряженность в отношении языковых прав и исторической территориальной чувствительности может ограничивать возможности сотрудничества с появляющимися европейскими нелиберальными силами в Венгрии и Польше, которая может развиваться в похожем направлении с течением времени.

Как отметил Эндрю Уилсон из ECFR, во время написания лета 2018 года политическая среда после Майдана выглядит довольно мрачной^[48]. Постоянное политическое господство олигархов и их сторонников стало благодатной почвой для контрэлитных популистов, которые могут попытаться сплавить свои послания о борьбе с коррупцией на другие менее острые популистские причины. Такая лихорадочная политическая обстановка может только побуждать радикальные группы, обозначенные здесь, на дальнейшее расширение их численности и влияния.

3. Молдавия

Из пяти анализируемых стран Молдавия является страной, где напряженность между российским и западным влиянием, либеральные и нелиберальные социальные и политические силы наиболее деликатно сбалансированы. То, что на первый взгляд может показаться противостоянием между пророссийским президентом и проевропейским правительством со своими выходами в гражданском обществе, на самом деле намного мрачнее.

Геополитические линии разломов являются реальными и значительными, хотя иногда они преувеличиваются и часто цинично используются правящими элитами обеих фракций для сохранения политической системы, которая концентрирует свое внимание на власти и доступе к ресурсам и в «кормушке». Недовольство коррупцией в правящем правительстве, включая близкие к нему силы, такие как бывший премьер-министр Влад Филат, участвовавший в банкротстве в размере 1 млрд долларов, помогло подорвать доверие к проевропейским силам в Молдове.

На момент написания статьи ЕС заморозил пакет помощи в размере 100 млн евро после решения Верховного суда Молдовы об аннулировании выборов проевропейского мэра Кишинёва, на которых тот с небольшим отрывом обошёл пророссийскую социалистическую партию президента Додона. На решение суда, как видно, оказали влияние силы, близкие к брокеру власти миллиардера Владимиру Плахотнюку^[49], из которых избранный мэр Андрей Настась — давний его критик. В то время как власть за демократической партией премьер-министра Павла Филиппа и заместителя президента Социалистического интернационала, многие молдавские наблюдатели утверждают, что Плахотнюк имеет тесные связи с президентом Додоном: Плахотнюк-Додон работают в тесной связке, что доказывает олигархический характер правящих элит^[50].

Решение ЕС является частью некоторого запоздалого сдвига в вопросе о злоупотреблении служебным положением со стороны своих условных союзников в «проевропейском» молдавском правительстве всё более серьезно, учитывая, что претензии к коррупции в правительстве были успешно использованы, чтобы подорвать поддержку европеизации обеими пророссийскими политическими силами и нелиберальными субъектами гражданского общества. Однако стоит отметить, что крупнейшая политическая группировка ЕС, правоцентристская Европейская народная партия (не всегда на стороне ангелов, когда речь заходит о демократических ценностях в регионе), приняла в качестве новых наблюдателей двух основных сторонников Европейские, но «антисистемные» оппозиционные партии, 2016 год — президентская кандидатура Майя Санду «Платформа действий и солидарности» и платформа «Достоинство и истина» Настасе. Впоследствии президент ЕНП Джозеф Дауль вокал в критике правительства и, в частности, принял решение об отмене победы мэра Настасе^[51].

Законодательство и реформы, необходимые ЕС, обеспечили почву для мобилизации нелиберального гражданского общества, прежде всего из-за Закона о борьбе с дискриминацией 2014 года. В своих сочинениях Михаэла Айдер и Думитру Слюсаренко рассматривают способы, с помощью которых нелиберальные политические организации, группы гражданского общества и Молдавская православная церковь активно саботируют усилия по приведению законодательства о равенстве и сторонятся групп, которые стремятся к ЛГБТИ и правам женщин.

4. Армения

Хотя, как указано выше, армянские общественные отношения остаются глубоко консервативными, дебаты по вопросам ЛГБТИ или правам женщин несколько более приглушены, чем в некоторых из соседних стран, лишенных страстной напряженности в дебатах в Грузии или резких геополитических разногласий в Молдавии. Армянская Апостольская церковь, традиционно близкая к предыдущим правительствам и олигархической элите, до сих пор не продемонстрировала желания доминировать в социально-политическом дискурсе, придерживаясь более «тихого» подхода и постоянно оглядываясь на то, как будут восприняты её действия глазами американской и французской армянских диаспор.

Существует довольно мало научно-исследовательских институтов, чья работа ориентирована непосредственно на внутреннюю или международную аудиторию (в частности, диаспору) в связи с ограниченным уровнем участия общественности в своей собственной стране^[52]. В Армении также есть множество националистических организаций, сосредоточенных на Нагорном Карабахе и других, таких как «Фонд возвращения» Арагаца Ахояна, который ориентирован на действия в Турции, существуя при поддержке как государства, так и диаспоры.

Понятно, что до сих пор государство было доминирующим институтом в продвижении националистических, а иногда и социально-консервативных позиций. В работе Анны Памбухчян показано, как государство стремилось напрямую заниматься популярной концепцией мобилизации — «национальной армии», объединяющей правительственные учреждения и агентства при поддержке церкви, выдвигающую, однако, противоречивую ценностную повестку. Возможно, давний сплав националистических позиций и риторики со стороны государства несколько закрыл политическое пространство для появления уличных праворадикальных организаций, которые были заметны в Украине и Грузии.

Как и в других областях региона, были случаи, когда законодательство, основанное на международных соглашениях, получало обратную реакцию от нелиберальных кампаний. Осенью 2017 года консервативные группы нацелились на попытку правительства Армении принять законодательство против семейного насилия. Возможно, неудивительно, что законодательство было привязано к условиям Соглашения о всеобъемлющем и расширенном партнерстве между ЕС и Арменией (УСППОО), подписанного 24 ноября 2017 года. Эти протесты^[53] возглавлялись организацией по восстановлению суверенитета во главе с Айком Нахапетяном и Всеармянским родительским комитетом во главе с Арманом Бошяном^[54] — группой, которая активно участвовала в антитеррористических акциях 2013 года^[55], и имеет группу в Фейсбуке на более чем 18 000 человек. Бошян также является президентом пророссийского Ереванского геополитического клуба^[56]. Арман Гукасян, лидер небольшой НПО под названием «Международное гуманитарное развитие», также использовал протесты против закона в качестве способа привлечь внимание общественности, ранее завоевав известность в 2015 году утверждая, что НПО, финансируемые извне, разжигают «цветную» революцию^[57]. Ещё он стал редактором сайта «Stop-G7», посвященного нападению на права ЛГБТИ и их сторонников, включая доноров из стран ЕС и Запада^[58].

Вслед за бархатной революцией 2018 года, которая привела либерала-оппозиционера Никола Пашиняна с улицы на пост премьер-министра, ясно, что Россия будет пересматривать масштабы своего участия в политической жизни Армении. Учитывая зависимость Армении от России, российский контроль над ведущими компаниями, и до недавнего времени пророссийскую политическую элиту, стиль управления которой соответствовал аналогичной модели, Москва не особенно интенсивно и эффективно занималась продвижением своей ценностной повестки дня в стране. Ведущий аналитик по политике Армении Ричард Гирагосян назвал мягкую силу России в Армении «не мягкой и сильной», и что Москва занимает своё доминирующее положение в Армении как нечто само собой разумеющееся^[59], особенно с учетом протестов общественности в отношении российской энергетической монополии в 2015 году (Электрическое движение Еревана) и за убийство армянской семьи российским солдатом.

Однако внезапный крах правительства Сержа Саргсяна при неудачной попытке повторить переход Путина от президента к роли премьер-министра и замену его правительством реформистской группой с осторожно прозападными склонностями изменили условия.

Изменения в Армении не остались незамеченными в Азербайджане, который в последние годы укрепляет свои отношения с Москвой, поскольку его взаимодействие с Западом повлекло за собой проблемы с правами человека, а некоторые российские политики утверждают, что Азербайджан должен вытеснить Армению в качестве основного партнера России в Закавказье^[60]. В то время как новый премьер-министр Никол Пашинян не видит признаков радикальной смены геостратегической позиции Армении, убеждая Россию в силе своего партнерства и узкой ориентации на внутренние реформы, аналитики из Еревана уверены, что российские группы влияния могут начинают играть более активную роль в гражданском обществе Армении чтобы саботировать сближение Армении с Западом. В частности, учитывая, что борьба с коррупцией в бизнес-элите, близкой к бывшей правящей Республиканской партии, может привести к возмущению в отношении нового правительства от целевых групп, остаётся открытым вопросом, какие ответные меры могут выбрать эти группы, и как это повлияет на популярность администрации Пашиняна. Уже есть признаки того, что националистические активисты, такие как Артур Даниелян, Нарек Малян, Нарек Самсонян, которые участвовали в «Команде пропаганды армии» для поддержки концепции национальной армии и связей с бывшим министром обороны Вигеном Саркисяном, теперь мобилизуются, чтобы напасть на новое правительство, ставшее слишком либеральным (и LGBTI-дружелюбным)^[61] Любые внезапные парламентские выборы могут дать возможность оценить, как и Россия, и старая элита реагируют на новую политическую обстановку.

5. Киргизия

Единственное среднеазиатское государство, рассматриваемое в этом сборнике, отображает ряд общих характеристик. Как указано в материалах Рюкелди Сатке и Эрика МакГлинчи, в последнее десятилетие появились новые националистические движения, в первую очередь «Калис» (Справедливость), «Эркин Эль» и «Кырк-Хоро» (Сорок рыцарей). «Калис» во главе с Дженишбеком Молдокматовым организовал акции протеста в пользу «закона о защите от геев», публично осуждал НПО, финансируемые извне, и сжёг фотографию украинского блогера, который, по его утверждению, был ЛГБТ-активистом. «Эркин Эль» во главе с Мавляном Аскарбековым протестовал против листовок о половом воспитании, утверждая, что это «деструктивные брошюры, которые разрушают умы молодежи»^[62]. «Кирк-Чоро» - наиболее привлекательны для глаз (в своих традиционных войлочных каплакских шляпах и часто на лошадях, пытаясь быть похожими на сорок рыцарей из эпоса Манаса — народного предания, по мотивам которого их и называют), активно атакует группы этнических меньшинств, такие как этнические узбеки, уйгуры и китайские трудящиеся-мигранты^[63], а также всех подозреваемых в симпатиях к ЛГБТИ или феминисткам. Группы «Патриот», связанные с «Кырк-Хоро», участвовали в нападении на киргизских женщин, которые, как считается, встречались с иностранцами, особенно когда они работали в России в качестве гастарбайтеров. Они также черпают вдохновение в своих недавних действиях со стороны «Правового сектора» на Украине^[64].

Эти откровенно националистические группы рассматриваются как «сумасшедшая бахрома»^[65]; мы живем во времена, когда группы и люди могут быстро перемещаться с периферии в центр, в сейчас они не являются неправительственными субъектами-первопроходцами в укреплении консервативных взглядов. Как и во всём регионе, именно религиозные учреждения (включая их популярные сети социальной поддержки) и клирики, особенно в Южном Кыргызстане, являются движущей силой таких изменений. Как великий муфтий Максат Хаджи Токтомушев, так и Духовное управление мусульман Кыргызстана выпустили фетву против однополых отношений, с муфтием, осуждающим деятельность Human Rights Watch и других НПО, призывая власти «обратить особое внимание на деятельность некоторых общественных организаций, которые сеют социальную рознь, используя гуманистические идеи»^[66].

При некотором сходстве с Грузией есть некоторые свидетельства того, что уровни религиозности и консервативные социальные отношения выше среди молодых людей, чем у старших поколений, которые жили в эпоху официального атеизма. В исследовании USAID за 2015 год говорилось, что «пожилые люди склонны относиться к религии, особенно к исламу, с подозрением, и обеспокоены распространением более строгих форм ислама в Киргизской Республике. С другой стороны, молодые люди, похоже, больше отождествляют себя с религией. При анализе PROON молодых людей 68% респондентов обозначили себя сначала как мусульмане, а только затем — гражданами Киргизской Республики»^[67].

В рамках вывода войск из Афганистана США закрыли базу ВВС Манас в 2014 году под давлением как бывшего президента Атамбаева, так и России. С этого периода западное влияние, как было отмечено, сокращается по сравнению с российским и китайским — экономическим и политическим. Существуют ограниченные политические инструменты для изменения этой ситуации, особенно в том случае, если страна выходит за рамки инициативы ЕС «Восточное партнерство».

Что говорят наши авторы:

Ната Дзвелишвили обсуждает, как пророссийская риторика была переименована в «прогрузинскую», но с целью дискредитации Запада и стимулирования евроскептицизма. Некоторые пророссийские НПО прекратили функционировать, хотя число медиаорганизаций остаётся неизменным. Тем не менее, наблюдается очевидное увеличение числа страниц Facebook, которые пропагандируют антизападные настроения, уделяя особое внимание культивированию националистических идей и использованию страха потерять национальные ценности и традиции для распространения антизападной информации, которая в основном гомофобна, полна ксенофобии или дезинформации. Рост националистических устремлений повлиял на общественное мнение и привел к изменениям в законодательстве. Служба государственной безопасности признала опасность российской пропаганды, но не указала точно ответственно за распространение антизападных или нигилистических настроений в стране, которые резко возросли.

Эка Читанава и Кэти Сартани изучают рост социально-консервативных, нелиберальных групп в Грузии, которые в последнее время стали активнее появляться в публичном поле, СМИ и в соцсетях. Эти группы пытаются сформировать современную концепцию грузинского национализма. Читанава и Сартания пытаются отобразить городские и цифровые границы социальных боевых действий и поместить события в социальный и политический контекст. В их обзорах кратко представлены общие сведения о тех, кто участвует в борьбе, их требованиях и целях их физического и словесного насилия. Экстремизм против либеральных групп не является новым явлением в Грузии, и есть некоторая идеологическая и институциональная принадлежность их к Грузинской православной церкви. Передняя граница конфликта между социальными группами — это общественное пространство, которое олицетворяет политическую власть и культурную гегемонию. В статье используется концепция «города-реваншиста», в случае занятия общественного пространства которого подтверждается его национальная идентичность.

Мариам Убари утверждает, что с 2017 года в Грузии наблюдается значительный рост насилия и агрессии по отношению к либеральным группам. Рост неонацистских групп резко усилился в ответ на миграционную политику правительства как необходимость защиты национальной идентификации от возникающих угроз в Грузии. Некоторые ультраправые группы имеют российскую поддержку, в то время как в других с откровенно фашистской идеологией не могут быть установлены прямые российские связи. Грузинская православная церковь официально поддерживает евроатлантическое стремление грузинского государства, но поведение её духовенства и церковной политики иногда предполагает иное.

В обзоре Владимира Ищенко рассматривается украинские ультрас, что означает ряд украинских радикальных националистов, в том числе партии, организации и неформальные группы, приверженные идеологии радикального украинского национализма, которые видят нацию как абсолютную ценность, так и национальное государство как инструмент реализации воли народа. В отличие от позиции умеренных украинских национал-демократов, радикальные националисты видят либерально-демократические ценности как опасность для Украины, а не приветствуют их. Пророссийские ультранационалисты действительно существовали в Украине, однако они были намного слабее даже до Евромайдана и стали совершенно неуместными после начала войны в Донбассе в 2014 году, разве что в отколовшихся районах Донецка и Луганска. Помимо этого, Ищенко утверждает, что сильный политический потенциал украинских радикальных националистов систематически недооценивался: даже если они в значительной степени способствовали хрупкому политическому урегулированию после Майдана, затем они стали реальной угрозой для политических свобод и прав человека в Украине.

Рыскели Сатке утверждает, что в сложные времена переходного периода в политически нестабильном регионе нарушение прав женщин в Центральной Азии больше нельзя игнорировать, поскольку движение за права женщин развивается по всему миру. Автор предлагает, чтобы международное сообщество и государства-доноры, оказывающие важную помощь и политическую поддержку Кыргызстану, обратили внимание на вопиющее пренебрежение правами женщин. Важно, чтобы политики на Западе и международные организации развития проводили активную политику в области гендерного равенства и прав женщин в Киргизской Республике и в регионе в целом.

Кристина Стулек рассматривает развитие Всемирного конгресса семей, глядя на то, как радикальные евангелисты США развивают партнёрские отношения с консерваторами из России и других стран постсоветского пространства, чтобы продвигать нелиберальные ценности и отвергать права ЛГБТИ и другие либерализационные социальные меры. Она описывает развитие организации и рассматривает подготовку к митингу в сентябре 2018 года в Кишиневе.

---

Подписывайтесь на наше сообщество в ВК, телеграм-канал, а также Ютуб-канал автора чтобы получать свежие новости и анонсы статей.

---

[1]Caucasus Research Resource Centre, Trust-Religious Institutions respondent belongs to, Caucasus Barometer 2017, http://caucasusbarometer.org/en/cb2017ge/TRURELI/

[2]Caucasus Research Resource Centre, Trust-NGOs, Caucasus Barometer 2017, http://caucasusbarometer.org/en/cb2017ge/TRUNGOS/ The same number 23% distrust NGOs, with the majority (39%) unsure either way.

[3]Though in some cases the divide between ‘church’ and state has become blurred.

[4]Ovidiu Voicu, Jennifer Cash and Victoria Cojocariu, Church and State in the Republic of Moldova, The Center for Public Innovation and Soros Foundation Moldova, 2017, http://www.soros.md/files/publications/documents/Studiu_Biserica%20si%20Stat_EN.pdf

[5]Inglehart, R., C. Haerpfer, A. Moreno, C. Welzel, K. Kizilova, J. Diez-Medrano, M. Lagos, P. Norris, E. Ponarin & B. Puranen et al. (eds.). 2014. World Values Survey: Round Six — Country-Pooled Datafile Version: www.worldvaluessurvey.org/WVSDocumentationWV6.jsp The figure in Kyrgyzstan was notably lower because respondents gave less intense negative answers rather than a significant positive score, with only 4.9% of Kyrgyz respondents saying homosexuality could be to some extent justifiable.

[6]CRRC, Five data points about homophobia in Georgia five years after a homophobic riot, OC Media, May 2018, http://oc-media.org/five-data-points-about-homophobia-in-georgia-five-years-after-a-homophobic-riot/

[7]Bruce Pannier, What’s In Kyrgyzstan’s Constitutional Referendum?, December 2016, https://www.rferl.org/a/kyrgyzstan-constitutional-referendum-whats-at-stake/28164053.html

[8]ILGA-RIWI Global Attitudes Survey, October 2017, https://ilga.org/ilga-riwi-global-attitudes-survey

[9]Nash Mir Centre, One Step Forward, Two Steps Back, Situation of LGBT in Ukraine in 2010-2011, 2011, https://www.stiftung-evz.de/fileadmin/user_upload/EVZ_Uploads/Handlungsfelder/Handeln_fuer_Menschenrechte/Stop_Hate_Crime/Projekte/report2011cover-e.pdf

[10]Caucasus Research Resource Centre, JUSABOR- justified/never justified: having an abortion, Caucasus Barometer 2017, http://caucasusbarometer.org/en/cb2017ge/JUSABOR/

[11]Ovidiu Voicu, Jennifer Cash and Victoria Cojocariu, Church and State in the Republic of Moldova, The Center for Public Innovation and Soros Foundation Moldova, 2017,

http://www.soros.md/files/publications/documents/Studiu_Biserica%20si%20Stat_EN.pdf

[12] Samson Martirosyan, The ‘Gender Equality Law’ Hysteria in Armenia, The Armenian Weekly, September 2013, https://armenianweekly.com/2013/09/20/the-gender-equality-law-hysteria-in-armenia/

[13]Adam Hug (ed.), Sharing worst practice: How countries and institutions in the former Soviet Union help create legal tools of repression, Foreign Policy Centre, May 2016, https://fpc.org.uk/publications/sharingworstpractice/ and Adam Hug (ed.), The information battle: How governments in the former Soviet Union promote their agendas & attack their opponents abroad, Foreign Policy Centre, March 2017, https://fpc.org.uk/publications/infobattle/

[14]While NGO donor transparency is desirable care needs to be taken to avoid encouraging requirements that would echo Russian ‘Foreign Agents’ laws.

[15]Southern Poverty Law Centre, How the World Congress of Families serves Russian Orthodox political interests, May 2018,https://www.splcenter.org/hatewatch/2018/05/16/how-world-congress-families-serves-russian-orthodox-political-interests

[16]Adam Hug (ed.) ibid

[17]Christopher Stroop, Between Trump and Putin: The right-wing international, A crisis of democracy and the Future of the European Union, May 2017, http://www.politicalresearch.org/2017/05/11/between-trump-and-putin-the-right-wing-international-a-crisis-of-democracy-and-the-future-of-the-european-union/#sthash.VY50H59S.jdSQT3Ub.dpbs

[18]Casey Michel, The Rise of the ‘Traditionalist International’: How the American Right Learned to Love Moscow in the Era of Trump, March 2017, http://www.rightwingwatch.org/report/the-rise-of-the-traditionalist-international-how-the-american-right-learned-to-love-moscow-in-the-era-of-trump/?_ga=2.228502877.1900447021.1531651021-399355175.1531651021 ‘Traditionalist International’ had been a working title for this research before the FPC became aware of its use by Michel and that our research findings more clearly emphasised the local dimensions of illiberal mobilisation.

[19]Adam Hug (Ed.)Traditional religion and political power: Examining the role of the church in Georgia, Armenia, Ukraine and Moldova, Foreign Policy Centre, October 2015, https://fpc.org.uk/publications/orthodox/

[20]While there is much debate about the closeness of church and state in Georgia, the perception is not that the state controls the church but there are concerns around the extent of the Church’s influence over the state.

[21]Nata Dzvelishvili and Tazo Kupreishvili. Russian influence on Georgian NGOs, May 2015 www.academia.edu/36353738/Russian_Influence_on_Georgian_NGOs_and_Media

[22]Media Development Fund, Kremlin Influence Index 2017, http://mdfgeorgia.ge/uploads/library/67/file/eng/dm_iik_engl-compressed.pdf

[23]Transparency International. ‘Anatomy of Georgian Neo-Nazism’’, May 2018, http://www.transparency.ge/en/blog/anatomy-georgian-neo-nazism

[24]JAM News, Georgian ultra-rightists promise to prevent Tbilisi from celebrating International Day Against Homophobia, May 2018, https://jam-news.net/?p=102509

[25]Matthew Collin, Georgian techno fans and extremists clash in Tbilisi in fight for club culture, Guardian, May 2018, https://www.theguardian.com/music/2018/may/14/georgian-techno-fans-extremists-clash-tbilisi-fight-club-culture and Georgian vegan cafe attacked by ‘sausage-wielding nationalists’, Guardian, May 2016, https://www.theguardian.com/world/2016/may/31/georgian-vegan-cafe-attacked-by-sausage-wielding-nationalists

[26]Mariya Petkova, The death of the Russian far right, Al Jazeera, November 2017, https://www.aljazeera.com/indepth/features/2017/11/death-russian-171123102640298.html

[27]Volodymyr Ishchenko, Denial of the Obvious: Far Right in Maidan Protests and Their Danger Today, Vox Ukraine, April 2018, https://voxukraine.org/en/denial-of-the-obvious-far-right-in-maidan-protests-and-their-danger-today/

[28]For example in a UK context you could note the disproportionate influence of small far and radical left groups in organised protests in the UK. The Socialist Workers Party for example is a tiny organisation, yet their placards are a major feature of all most any left-leaning public demonstration because they are well organised and turn up to each protest with huge numbers of posters and placards with their name and slogans on that are handed to any rally attendee who will take them. Similarly such small groups can play dominant roles in the coordination or executive bodies of ‘popular front’ organisations with a notionally much broader reach and remit.

[29]Open Democracy, The rise of Azov, Denys Gorbach and Oles Petik, February 2016

https://www.opendemocracy.net/od-russia/denys-gorbach-oles-petik/rise-of-azov

[30]Information about Tryzub is available on this website banderivets.org.ua/

[31]The Svoboda Party website is here: svoboda.org.ua/. Their facebook page has 57k likes.

[32]Hromadske international, What’s Behind Ukraine’s Shocking “National Druzhyna” Militia?, February 2018, https://en.hromadske.ua/posts/whats-behind-ukraines-shocking-national-druzhyna-militia

[33]Hromadske International A Fine Line: Defining Nationalism and Neo-Nazism in Ukraine, May 2018, https://en.hromadske.ua/posts/does-neo-nazism-exist-in-ukraine

[34]Terrorism Research and Analysis Consortium, C14 aka Sich — Ukraine, https://www.trackingterrorism.org/group/c14-aka-sich-ukraine

[35]Halya Coynash, Ukrainian neo-Nazi C14 vigilantes drive out Roma families, burn their camp, Kharkiv Human Rights Protection Group, April 2018, http://khpg.org/en/index.php?id=1524441220

[36]Christopher Miller, Ukrainian Militia Behind Brutal Romany Attacks Getting State Funds, June 2014, https://www.rferl.org/a/ukrainian-militia-behind-brutal-romany-attacks-getting-state-funds/29290844.html

[37]Hromadske International, Russian Anti-Gay Vigilantes Find New Home in Ukraine, May 2017, https://en.hromadske.ua/posts/russian-anti-gay-vigilanties-find-new-home-in-ukraine

[38]Stephanie Marie Anderson, 6 things ‘Gaycation’ taught us about Ukrainian LGBT+ culture, SBS, https://www.sbs.com.au/topics/sexuality/fast-lane/article/2017/01/21/6-things-gaycation-taught-us-about-ukrainian-lgbt-culture

[39]Mariya Shchur, Are scholars from the Institute of National Memory “whitewashing” the history of Ukraine? Volodymyr Vyatrovych responds to Josh Cohen’s article in Foreign Policy, RFE/RL via Euromaidan Press, May 2018, http://euromaidanpress.com/2016/05/04/92324/ www.memory.gov.ua/

[40]RFE/RL, Amnesty Says Attack On Gay Event In Kyiv Shows Police Inaction, May 2018, https://www.rferl.org/a/attack-on-lgbti-event-in-kyiv-highlights-police-inaction-says-watchdog/29221677.html

[41]Via the twitter feed of Bellingcat’s Aric Toler, https://twitter.com/AricToler/status/981572464609148928

[42]Vyacheslav Likhachev, Far-right Extremism as a Threat to Ukrainian Democracy, Freedom House, May 2018, https://freedomhouse.org/sites/default/files/ukraine%20brief%20final.pdf

[43]LGBT Human Rights Nash Mir Center, On the Rise: LGBT situation in Ukraine in 2017, 2018, http://gay.org.ua/publications/lgbt_ukraine_2017-e.pdf. The organisation’s website is http://vsirazom.ua/ and Ruslan’s personal site is available in English, http://ruslanstory.com/en.

[44]Ruslan Kukharchuk, United Together — For the Family! A national movement in Ukraine, July 2018, http://evangelicalfocus.com/yourblog/3556/United_Together_For_the_Family_national_movement_in_Ukraine

[40] Religious Information Service of Ukraine, Ukrainian Churches call to join on June 2nd the All-Ukrainian March for the Protection of the Rights of Children and Families, May 2018, https://risu.org.ua/en/index/all_news/confessional/auccro/71031/

[47]LGBT Human Rights Nash Mir Center, On the Rise: LGBT situation in Ukraine in 2017, 2018, http://gay.org.ua/publications/lgbt_ukraine_2017-e.pdf

[48]Andrew Wilson, Ukrainian elections: Poroshenko and proliferating populists, ECFR, May 2018, https://www.ecfr.eu/article/commentary_ukrainian_elections_poroshenko_and_proliferating_populists

[49]Eugen Tomiuc, Moldova’s Andrei Nastase: The Man Who Would Be Mayor — Or More, RFE/RL, July 2018, https://www.rferl.org/a/moldova-andrei-nastase-the-man-who-would-be-mayor-or-more/29336544.html

[50]Kamil Całus, Moldova’s odd couple: Plahotniuc and Dodon, New Eastern Europe, June 2017, http://neweasterneurope.eu/2017/06/01/moldova-s-odd-couple-plahotniuc-and-dodon/

[51]EPP, Plahotniuc-Dodon cartel have robbed Moldovan citizens of their last democratic right, June 2018, http://www.epp.eu/press-releases/plahotniuc-dodon-cartel-have-robbed-moldovan-citizens-of-their-last-democratic-right-enro/

[52]Yevgenya Jenny Paturyan, Think Tanks in Armenia: Who Needs their Thinking?, On Think Tanks, October 2015, https://onthinktanks.org/articles/think-tanks-in-armenia-who-needs-their-thinking/

[53]Joshua Kucera, Armenia: EU Officials Making Tactical Retreat in Values War, Eurasianet, October 2017, https://eurasianet.org/s/armenia-eu-officials-making-tactical-retreat-in-values-war

[54]Pan Armenian Parental Committee website (in Armenian) hanun.am/

[55]Anna Nikoghosyan, In Armenia, gender is geopolitical, Open Democracy: Russia, April 2016 www.opendemocracy.net/od-russia/anna-nikoghosyan/in-armenia-gender-is-geopolitical

[56]Anna Nikoghosyan, The paradox of Armenia’s domestic violence law, Open Democracy: Russia, November 2017, https://www.opendemocracy.net/od-russia/anna-nikoghosyan/paradox-of-armenia-s-domestic-violence-law

[57]Arman Ghukasyan, Sakunts has confirmed the findings of our survey, July 2015, https://www.aravot-en.am/2015/07/27/171285/

[58]Arthur Minasyan and Olya Azatyan, The battle against the Kremlin’s online homophobic propaganda, Global Information Society Watch, http://www.giswatch.org/en/country-report/economic-social-and-cultural-rights-escrs/armenia

[59]Richard Giragosian, Soft power in Armenia: Neither soft, nor powerful, ECFR, August 2015, https://www.ecfr.eu/article/commentary_soft_power_in_armenia_neither_soft_nor_powerful3094 and Malgosia Krakowska, Giragosian: Russia is taking Armenia for granted, Georgia Today, November 2017 georgiatoday.ge/news/8296/Giragosian:-Russia-is-taking-Armenia-for-granted

[60]Joshua Kucera, Following Armenian uprising, Azerbaijan’s sabre rattling grows louder, July 2018, https://eurasianet.org/s/following-armenian-uprising-azerbaijans-saber-rattling-grows-louder

[61]Their Facebook page is at https://www.facebook.com/adekvadism/ and their Youtube at https://www.youtube.com/channel/UC-BYUsHHERUWbi3LwI4-2VA?sub_confirmation=1

[62]Eurasianet, Kyrgyzstan: Conservatives Cite ‘Family Values’ to Fight Sex Ed, November 2013, http://www.eurasianet.org/node/67744

[63]Based on concerns about increasing Chinese economic influence.

[64]Gulzhigit Ermatov, Understanding Illiberal Sentiments of Kyrgyz Youth in Marlena Laruelle (ed.), Kyrgyzstan: Political Pluralism and Economic Challenges, The George Washington University Central Asia Program, 2017, http://centralasiaprogram.org/wp-content/uploads/2015/11/Kyrgyzstan_.pdf

[65]In the blunt assessment of a head of a leading Western organisation based in the country.

[66]RFE/RL’s Kyrgyz Service, Toktomushev, Known For Antigay Fatwa, Elected Kyrgyz Grand Mufti, March 2014, https://www.rferl.org/a/kyrgyzstan-antigay-mufti-approved/25284924.html

[67]USAID, Youth of the Kyrgyz Republic: Values, Social Mood and Conflict Behaviour, 2014 www.usaid.gov/documents/1861/youth-kyrgyz-republic-values-social-moods-and-conflict-behavior-report-research