Взяться за написание этого текста подвигла меня дискуссия, разгоревшаяся на странице издательства GAIDAR.CENTER относительно научного качества, «безграмотности» статьи моего коллеги Кирилла Родионова. Работы, кстати, публицистической. Поразили и ссылки на «классиков» и многое другое в критике. Но я благодарен рецензенту, так как он напомнил мне о давнем намерении. Написать короткую заметку о современном состоянии экономической науки и о некоторых не вполне обоснованных претензиях моих глубокоуважаемых и именитых коллег. В целом текст шире, чем узкоспециализированный обзор и я надеюсь, будет интересен не только в околонаучной среде, но и читателям, находящимся за орбитой академических дискуссий.

Из разных замеров известно, что внушительное большинство экономистов и просто подавляющее большинство представителей других общественных наук (не говоря уже о гуманитарных) — сторонники левых или очень левых взглядов.

Под «левизной» здесь вполне формально понимается выбор функций государства не ограниченного коротким закрытым списком функций известным в экономике как «чистые общественные блага» [1], а широким и растущим списком задач в рамках заботы о человеке (обычно «от колыбели до могилы»). Используя «спецификацию» задач государства В. Гумбольдта «левый» это тот, кто считает долгом государства вести к счастью вместо того чтобы защищать от конкретных видов зла (внешних врагов, преступности). Такая однобокость приводит к несомненному смещение оценок [2] в пользу Большого государства и неограниченного правительства.

Важно это осознавать, чтобы спокойно и разумно воспринимать и результаты многих исследований в общественных науках и, тем более, практические рекомендации из них вытекающие. Просто для того чтобы не было потом иллюзий относительно возможных результатов.

Претензия на научность и немного о состоянии современной экономической науки

Любому современному мало-мальски культурному человеку со школы известно, что здравый смысл — не слишком хороший помощник в естественных науках и, тем более в математике, которая — по сути, некий язык посвященных, способных успешно продвигаться в физике и в ее приложениях. Соответственно, среди непосвященных физика и математика пользуются заслуженным уважением. Также они вызывают зависть у представителей других наук, в частности, общественных. Включая экономическую, которой Ваш покорный слуга пытается по мере сил и способностей заниматься.

Экономисты применяют широкий спектр математических моделей давно и, вроде бы небезуспешно. Причем если во времена Вальраса и Парето математика была скорее экзотической гостьей в экономической гостиной, то постепенно она расширяла свое присутствие (в том числе с легкой руки Дж.М.Кейнса) и стала восприниматься как полноправная хозяйка. Такому восприятию в немалой степени способствует интерес самих экономистов приобрести в общественном мнении репутацию «истинных ученых», то есть «как бы почти что физиков».

Когда автор настоящей заметки, учился в ВШЭ, благословенной памяти профессор Э.Б.Ершов преподававший у нас курс «Эконометрика — 3» как-то с сожалением заметил, что экономисты обращаются к все более продвинутому математическому аппарату тем охотнее, чем явственнее наблюдается исчерпание содержательной аргументации. Однако ни эта оговорка ни редкие протесты против «головокружения от успехов» (см. к примеру, публикацию «Mathiness in the Theory of Economic Growth» Пола Майкла Ромера (Paul M. Romer)) не меняют общей картины.

Проблема с тем, что основной инструмент, позволяющий формально анализировать эмпирические данные — статистический анализ (эконометрика в данном случае) в принципе не способен давать строгих результатов (уровня доказательств) решается просто. Достаточно сделать небольшую оговорку в сноске — и все в порядке (впрочем, обычно не делают даже ее).

Все это было бы вполне симпатичной странностью и не слишком большим заблуждением, если бы не два обстоятельства.

Первое обстоятельство — это только что отмеченный интерес. Интерес отнюдь небезобидный, вносящий погрешность. Математический аппарат позволяет «продавать» как населению, так и лицам, принимающим решения, что осетрину второй свежести, что тоннель к Сахалину, и много других «полезных» товаров и проектов. В бытность сотрудником своеобразного экспертного центра при правительстве, ныне упраздненного Рабочего центра экономических реформ, не раз и не два вынужден был вступать в заочный конфликт с коллегами. С упорством достойным лучшего применения они пытались «продать» те или иные инвестиционные проекты с обещанием импульса экономике и с «эконометрическими расчетами» на 10-20 лет вперед имея данные по рыночной экономики России за 10-12-15 лет максимум.

Прогноз на один-два года желательно делать на данных за несколько десятков лет. Прогноз на 10-20 лет практически не имеет смысла, поскольку требует такого числа наблюдений в запасе, что их сопоставимость слишком легко может быть оспорена (скажем экономика 200 лет назад плохо сопоставима с экономикой 5 лет назад).

Второе обстоятельство — прогностическая способность моделей. Здравый смысл был «отставлен» в физике не потому, что он вообще плох. Физические модели позволяют производить расчеты, «предсказывать» траектории движения, выносливость конструкций и многое другое, что позволило ни много ни мало создать современную техническую цивилизацию. Можно ли сделать что-либо отдаленно подобное, опираясь на бытовой опыт и сколь угодно интенсивные усилия мозга не подкрепленные знанием математики и физики — исключительно на основе здравого смысла?

Проблема экономики (точнее, большинства экономистов) в том, что у нас прогностическая способность не слишком впечатляет. А если правильные прогнозы и делаются (к примеру, биржевыми спекулянтами),то формализовать их и описать математически не то чтобы удается. Никакой заметной связи между научной репутацией и уровнем математизации в публикациях экономиста с одной стороны и способностью делать важные для общества и точные прогнозы с другой не наблюдается. К примеру, у некоего Адама Смита не было проблем с математикой. Точнее с полным ее отсутствием.

Рассмотрим имевшую огромное политическое значение в 1960-70-х годах оценку экономических перспектив плановой экономики.

Кеннеди, в числе советников которого были блестящие экономисты и к услугам которого был весь цвет тогдашней науки, искренне боялся заявлений Хрущева (и «программы КПСС» ) о скорой победе социализма в соревновании систем. Ибо в преимущества социализма верил сам Й. Шумпетер, великий и ужасный, а у него кто только не учился (при том что Шумпетер социализму вовсе не симпатизировал. Признавал, как неприятную «неизбежность»). Дж.Гэлбрейт давал капитализму шанс только при условии «конвергенции». Выдающийся ученик Шумпетера П. Самуэльсон внес прогноз — утверждение об устойчивости и эффективности социалистического хозяйства СССР в свой знаменитый учебник по экономике, включая издание 1989 года «Советская экономика доказала, что вопреки неоднократно высказываемому ранее скептицизму социалистическая командная система может работать и даже процветать [3]» (1989 ГОД, КАРЛ!). Другой «нобелевский» лауреат — Пол Кругман до сих пор беззаветно сражается за социалистическое будущее для США.

И это не удивительно. «Преимущества социализма» — очевидная фикция, но очень удобная для обоснования расширения власти и бюджетов бюрократических структур. Что обеспечивает и признание с их стороны и, соответственно, бюджеты для «правильных» мейнстримных экономистов, «доказывающих», что люди тупы, иррациональны и остро нуждаются в руководстве со стороны мудрых и идеально честных чиновников (см., к примеру, вышедшие на русском книги Дж. Акерлоффа и Р.Шиллера).

Зато маргинальные в то время Мизес, Хайек, Фридман предсказывали крах социалистической системы (безо всякой математики, используя качественную аргументацию — качественную в том смысле, что не количественную не математическую, не слишком хорошо формализованную). Людвиг Эрхард планировал «выкупить» у Советов Восточную Германию, по опыту нацистской Германии понимая, что социализм, плановая, командная экономика просто не могут быть эффективным.

Диссидент без образования Андрей Амальрик, задаваясь вопросом «доживет ли СССР до 1984 года», дал куда лучший прогноз, опираясь исключительно на здравый смысл. Здравый смысл и личные наблюдения подсказали тот же вывод и Ричарду Пайпсу (авторитетному, но также бесспорно маргинальному — см. его собственные воспоминания — историку).

Полчища советологов «проморгавших» крах СССР продолжили процветать когда учеников Пайпса выживали с кафедр и факультетов уже в 1990-е годы. Обращаясь к мексиканским коллегам, М.Фридман писал в 1994-м: «By now everybody agrees with two propositions. Proposition one: «Socialism is a failure.» Proposition two: «Capitalism is a success.» To judge from what goes on in Washington, the conclusion that has been drawn is: «Therefore, the U.S. needs more socialism.»

Другой стороной той же медали памяти несовершенств экономической науки (точнее, ее доминирующих школ, направлений, так называемого «мейнстрима») является бессилие в адекватных рекомендациях, policy advice. Бывший эстонский премьер Март Лаар, рассказывая о своем более чем успешном опыте реформирования, употребляет вводную фразу «и тут заходит гарвардский профессор» для разрядки, в ожидании того что слушатель упадет со стула от смеха.

Следует признать, что если «научность» измеряется «расстоянием» от состояния физики, то экономика — далеко не наука. Более того, поскольку повторяемый и воспроизводимый эксперимент здесь невозможен, то нам никогда не «сравняться» с физиками. Мода на математическую презентацию пока не всегда приближает нас к знанию. Так, единственным заменителем эксперимента (хотя бы каким-то) в экономике является история. История экономических учений нередко преподается на экономических факультетах. С историей экономики дело обстоит не просто плохо, но все хуже и хуже при полном равнодушии «мейнстримных» ученых. Многие из них даже не понимают в чем здесь проблема.

Престиж исторических штудий низок. Занятие ими угрожает печатью маргинальности.

Так, даже работы выдающихся экономистов Асем-оглу и Робинсона не блещут глубоким знанием истории. Но, по крайней мере, они понимают ее значимость. Более или менее всерьез занимаются историей из действующих экономистов всего несколько фигур, среди которых наиболее известен Д.Норт. Поэтому там аномально высока доля настоящих маргиналов — леворадикальных экстремистов, с трудами которых могут познакомиться читатели издательства института Гайдара — см. обзор.

Потому, видимо, столь «высока» способность коллег учить уроки истории. Стремясь к признанию и государственным фондам, большинство экономистов (обществоведов) приняло псевдоморальные аргументы (претензии) крайне левых радикалов (в наше время также и исламистов). Рассуждения о необходимости и даже благостности перераспределения, борьбы с дискриминацией в частном секторе стали общим местом. Хорошо публикуемым общим местом (к примеру, статьи о том, что если силой заставить бизнес принять «diversity» это будет на благо самому же бизнесу, не понимающему своей выгоды. Одна из наиболее осторожных статей на эту тему: Shelly J. Lundberg and Startz Richard [4]).

Не удивительно, что приняв на себя еще и такую нагрузку, мейнстримные обществоведы вынуждены все чаще прибегать к аргументам так или иначе сводимым к простому требованию: Shut-up! (Заткнись!).

О современном «либерализме»

Мы уже отмечали в самом начале отсутствие идеологической нейтральности у большинства школ и направлений в экономике. При наличии среди экономистов небольших, маргинальных групп консерваторов, либертарианцев, классических либералов с одной стороны и антикапиталистов — радикалов с другой, большинство экономистов ассоциируют себя с современным «либерализмом». «Либерализмом» озабоченным заботой «от колыбели до могилы» или «социальным либерализмом». С таким, который отвергает разве что требования немедленного демонтажа капитализма. Они согласны с тем, что рынок — эффективная система. Но при этом верят в то, что любые претензии к угнетению этой эффективной системы налогами и регуляциями во имя требований «морали» должны быть удовлетворены [5].

Вообще, сегодня все чаще именуют себя либералами (свою модель — «либеральной») сторонники большого государства, монополизирующего «заботу о человеке». Экономическую систему, основанную на свободной конкуренции, без определения государством победителя в ней, без навязывания типа / структуры рынка, без установления правил входа и условий работы на рынке, с высокоразвитой частной благотворительностью они называют «диким», «термоядерным», «свинским» капитализмом. Бывает даже фашизмом (При том, что именно такой капитализм сделал Запад Западом — свободным и богатым — см. Бирдцелл, Розенберг). То есть используют определения, смысл которых сводится к брани, наклеиванию негативно окрашенных ярлыков. Соответственно они «клеймят» и своих оппонентов и защищаемую ими модель классического либерализма

Ложность претензий современных «либералов» (социал-«либералов») на либерализм подробно описали еще Герберт Спенсер («Новый торизм», 2007) и Людвиг фон Мизес (1994).

Политически новые «либералы» представлены, в основном, социал-демократическими и лево-либеральными, социал-либеральными партиями. Однако многие номинально «правоцентристские» лидеры, позиционирующие себя как «прагматики», зачастую плохо отличимы от социал-либералов. Щедрые жесты за счет налогоплательщиков в пользу сирийских пришельцев Ангелы Меркель далеко не случайны. Социал-либералы гигантски доминируют среди западноевропейских и американских бюрократов (посмотрите статистику голосований на выборах президента в федеральном округе Колумбия — где Обаму выбирали 92% голосов в 2008-м и 91% в 2012; там за кандидата партии щедрых трат стабильно голосует от 80 до 90%).

Спенсер и Мизес указывали на то, что либерализмом традиционно именовалась система нейтральная к идеологии / религии (с точки зрения большинства отцов- основателей США связанная с традицией Синайского откровения; Т.Джефферсон придерживался «нейтралитета») и выступающая за «маленькое», компактное и по размерам и ограниченное по функциям государство (Limited Government). Которое только «защищает от зла» вместо того чтобы добровольно-принудительно «вести к счастью» (определение В.Гумбольдта).

По своим экономическим взглядам социал-либералы пока ближе всего к системе итальянского фашизма (контроль над экономикой через принудительное укрупнение бизнеса, «корпорации») или национал-социализма (номинальная национализация крупного бизнеса с оставлением старого менеджмента на своих местах и «национализацией личности»).

В современной «либеральной» системе искусственное укрупнение достигается через навязывание двух систем контроля. Первая (старая) состоит в основном в госконтроле «ради безопасности потребителя» и «антимонопольного» (см. Арментано «Антитраст против конкуренции»). Вторая (новая) использует «моральными императивы» «природоохраны» и «антидискриминации». Несение всех издержек госконтроля, как правило, по силам только крупному или очень крупному бизнесу. Временное «освобождение» мелкого бизнеса от такого контроля постепенно снимается на наших глазах (Elane Photography ).

Для получения работы в университете пока не требуется предъявить партбилет. Но идеологический намордник на студентов надет уже давно.

Социал-«либералы» трудятся над постепенным установлением тотального контроля над личностью, как и известные тоталитарные режимы. Они уже обеспечили государству формальные полномочия отнимать детей у родителей (конвенция о правах ребенка) и на вмешательство во все аспекты отношений между супругами, включая постель (институт «изнасилования в браке», «предварительного согласия»). В этом смысле они следуют рецептам коммунизма (Манифест 1848 г. и материалы к нему) и национал-социализма.

«The party is all-embracing. It rules our lives in all their breadth and depth. We must therefore develop branches of the party in which the whole of individual life will be reflected. Each activity and each need of the individual will thereby be regulated by the party as the representative of the general good. There will be no license, no free space, in which the individual belongs to himself … Why need we trouble to socialize banks and factories? We socialize human beings.” Rausching Hermann «Hitler speaks: A Series of Political Conversations with Adolf Hitler on His Real Aims».

По некоторым направлениям они даже несколько обогнали уровни контроля над личностью, реально достигнутые в СССР или в нацистской Германии. В отношении контроля над СМИ и строительства аппарата насилия пока сильно отстают. Поменять в России авторитаризм на подобный «либерализм» может оказаться не столь уж крупным выигрышем.

Выводы — never shut up!

Когда люди предлагают Вам под видом научной истины рецепты, приводящие к наблюдаемому провалу. Провал называют неизбежностью либо даже прогрессом будьте осторожны.

Поскольку экономический мейнстрим (при всем том, что я вовсе не предлагаю его игнорировать, не читать) испытывает растущие трудности в предложении адекватных рекомендаций, точных прогнозов, (кажущиеся исключения при углубленном рассмотрении оказываются фейком — посмотрите на нынешнего Дж.Сакса и его рекомендации по Греции) берегите старый добрый КЛАССИЧЕСКИЙ либерализм каким бы маргинальным он сегодня не казался.

Отличие Гайдара от мейнстрима собственно в том и состояло, что он был нацелен на конкретные рекомендации. Что задавало соответствующую планку и для научной работы.

Вложение в маргиналов (даже на уровне траты времени на чтение их трудов) — рискованно. Однако и Гайдар был когда-то маргиналом. Без таких маргиналов, готовящихся и готовящих продуманные предложения на «невозможный случай» открытия окна возможностей любые такие «окна» будут закрыты безо всякого результата и любые возможности упущены.

Берегите инструменты и традиции, которые дают надежду прийти к следующему окну возможностей не с пустыми руками. «And never shut up»![6]

Литература и материалы:

1. Hillman, 2009.
2. Заметки о двух работах коллег из университета Дж.Мейсона и статью Клейн Д.Б., Штерн Ш. Есть здесь экономисты-рыночники? // Экономическая политика. 2008. № 3. Предварительный отчет по работе об истории появления левого («либерального») сдвига в университетах США.
3. Samuelson P. Economics. 1989. P. 837.
4. The American Economic Review, “Private Discrimination and Social Intervention in Competitive Labor Market”, Vol. 73, No. 3 (Jun., 1983), pp. 340-347 Stable.
5. При этом большинство из них уверены в отсутствии вечных и универсальных моральных норм.
6. Возражение на этот «аргумент» с позиции здравого смысла предлагает другой непрофессионал.

Константин Яновский
Кандидат экономических наук. Шомронский центр исследований экономической политики. Израиль.