День 17 августа 1998 года навсегда оказался вписан в историю посткоммунистической России. Отказ от обслуживания и погашения государственных обязательств, анонсированный в совместном заявлении ЦБ и правительства в тот роковой понедельник, стал важным рубежом не только для участников отечественного долгового рынка, но и для всех жителей страны, которым в последующие четыре месяца предстояло пережить последствия краха банковской системы, обвального падения курса рубля и резкого скачка инфляции. И хотя впоследствии дефолт оказался точкой перелома в тяжелейшем трансформационном кризисе, он все равно еще долгие годы болью в сердце отзывался для миллионов россиян. Именно поэтому сегодня так важно не забывать о причинах катастрофы государственных финансов, которую тогда пережила страна.

Дефолт стал итогом бюджетно-долгового кризиса, который Россия переживала в середине 1990-х годов. Его отправной точкой стало 11 октября 1994 года, когда на Московской межбанковской валютной бирже курс российской национальной валюты опустился с 2833 до 3926 рублей за доллар. Масштабная однодневная девальвация рубля вошла в историю посткоммунистической России как «черный вторник», вслед за которым в отставку было отправлено руководство Минфина и Ц. Б. Российское правительство приняло решение принципиально отказаться от финансирования дефицита федерального бюджета за счет кредитов Банка России, масштабное выделение которых послужило ключевой причиной гиперинфляции в 1992 (2508,8%), 1993 (840,0%) и 1994 годах (214,8%). Остановка «печатного станка» привела к последовательному сокращению инфляции в 1995 (131,6%), 1996 (21,8%) и 1997 годах (11,0%). На фоне стабилизации уровня цен очевидными оказались проблемы бюджета, поскольку расходы государственной казны более не обесценивались с каждым месяцем, как это было на протяжении первых трех лет после запуска рыночных преобразований. В 1995 году был принят новый закон о Центральном банке, который юридически оформил запрет на эмиссионное финансирование бюджетного дефицита.

В этих условиях единственным источником покрытия разрыва межу расходами и доходами федерального правительства оставались государственные краткосрочные облигации (ГКО), которые впервые были выпущены в оборот весной 1993 года. Первоначально рынок ГКО был доступен только для российских инвесторов, однако по мере макроэкономической стабилизации он стал привлекателен для иностранных финансовых институтов, которые получили сначала ограниченный (январь 1996 года), а затем и полностью свободный (январь 1998 года) доступ к приобретению российских долговых бумаг. Это, в свою очередь, позволило Минфину привлекать средства по относительно низким ставкам, к лету 1997 года опустившимся ниже уровня в 20% годовых, и размещать на рынке среднесрочные обязательства (3-5 лет). Однако фундаментальной проблемой того времени оставалась низкая собираемость налогов, из-за чего правительству приходилось сильнее опираться на заимствования на внутреннем финансовом рынке. В результате с течением времени Кабинету министров приходилось выделять все больше и больше средств на выплату процентов по долгам: если в 1995 году доля этих трат в общем объеме расходов федерального бюджета составляла 19,3%, то в 1996 году — 25,4%, в 1997 году — 23,8%, а в первом полугодии 1998 года — уже более 30%. В итоге к 1998 году непроцентные расходы государства, шедшие на финансирование бюджетной сферы, снизились до 10% ВВП по сравнению с 20% ВВП в 1993—1994 годах.

В роли триггера кризиса на рынке ГКО выступила финансовая турбулентность в Юго-Восточной Азии, охватившая данный регион в октябре—декабре 1997 года. На этот период времени пришлась девальвация валют Таиланда, Индонезии и Южной Кореи, происходившая вследствие серьезного оттока капитала из этих стран. Крупные институциональные инвесторы начали вывод средств из развивающихся рынков, в том числе и из России, из-за чего Центральный банк был вынужден прибегнуть к масштабным интервенциям на рынке ГКО с целью удержания ставок. В январе—феврале ЦБ удалось взять ситуацию под свой контроль, однако уже в марте началась новая волна дестабилизации, связанная с отставкой Виктора Черномырдина, стоявшего во главе правительства на протяжении более чем пяти лет и воспринимавшегося за рубежом в качестве гаранта сохранения политической стабильности. Растянувшийся на два месяца процесс утверждения парламентом кандидатуры Сергея Кириенко на должность премьера и отказ последнего от незамедлительного подписания с МВФ Меморандума об экономической политике, служившего важнейшим основанием для предоставления России кредитов со стороны Фонда, еще больше отпугнул инвесторов. В результате к середине июля ставки на рынке ГКО превысили психологически значимый порог в 100%. Инвесторы полностью утратили доверие к России, из-за чего на аукционах 23 и 30 июля, а также 5 и 12 августа Минфину не удалось продать государственные облигации ни на копейку денежных средств.

Последней надеждой на выход из сложившейся ситуации была экстренная помощь МВФ. В июле Анатолий Чубайс, назначенный на пост специального представителя Президента по связям с международными финансовыми организациями, договорился с руководством Фонда о выделении России пакета заимствований на общую сумму в 22,7 млрд. долларов. Размер первого транша был установлен на уровне в 5,6 млрд. долларов, которые должны были выделяться при условии принятия законодательных мер, направленных на консолидацию федерального бюджета. Однако в середине июля Дума отклонила ряд предложений правительства по увеличению доходов казны, из-за чего объем первого транша был сокращен до 4,8 млрд. долларов, а оставшиеся 17,9 млрд. долларов так и не были предоставлены. Как итог, российское правительство оказалось абсолютно неплатежеспособным. В этих условиях Кабинет министров мог либо вернуться к политике печатного станка и монетизировать государственный долг за счет высокой инфляции, либо объявить дефолт по ГКО. Выбор пал на второй вариант, и не случайно: слишком свежи в памяти были воспоминания о глубоком инфляционном кризисе 1992-1994 годов, чтобы вновь проводить эксперименты с денежной эмиссией. Решения, озвученные в 10 часов утра 17 августа в Совместном заявлении Правительства и Банка России (отказ от обслуживания и погашения государственных долговых обязательств и удержания валютного курса), были трудными, но, по сути своей, безальтернативными.

Дефолт привел к целому ряду тяжелых для экономики и населения последствий, первым из которых стала четырехкратная девальвация национальной валюты, курс которой в период между серединой августа и концом декабря 1998 года опустился с 6,40 до 20,65 рублей за доллар, что привело к существенному сокращению покупательской способности граждан и резкому скачку инфляции, составившей по итогам все того же 1998-го 84,5%. Другим тяжелым последствием стало обрушение банковской системы: крупнейшие финансовые институты того времени — «Менатеп», «СБС», «Инком», «Онэксим», «Мост», «Мосбизнесбанк» — потерпели крах. По инициативе первого зампреда ЦБ Р. Ф. Андрея Козлова размещенные в них вклады были переведены в «Сбербанк России», что позволило частично предотвратить банковскую панику. Вместе с тем, несмотря на то, что дефолт стал трудным испытанием для всего общества, уже спустя несколько месяцев после рокового дня 17 августа российская экономика начала выбираться из кризиса. Отечественные компании в полной мере смогли воспользоваться преимуществами низкого курса рубля и расширить свое присутствие на российском рынке. Именно после дефолта был окончательно преодолен спад ВВП, начавшийся еще до запуска рыночных реформ. Экономика твердо встала на траекторию устойчивого роста, продолжавшегося вплоть до мирового финансового кризиса 2008-2009 годов и приведшего к повышению реальных доходов населения на 141,4%.

Из кризиса 1998 года Россия вынесла важный урок: мягкость бюджетной политики не может быть компенсирована жесткостью политики денежной. Последний год президентства Бориса Ельцина оказался первым за всю посткоммунистическую историю России, когда федеральный бюджет был сведен с профицитом. Память о финансовой катастрофе 17 августа послужила залогом фискального консерватизма российского правительства: в 2005 году, спустя семь лет после обрушения системы государственных финансов, федеральный бюджет даже после вычета доходов, получаемых от экспорта нефти и газа, сводился с профицитом в 1,1% ВВП. Впрочем, ключевым фактором бюджетной стабильности стала налоговая реформа начала 2000-х годов, в ходе которой правительство ввело плоскую шкалу НДФЛ, унифицировало ставку социальных взносов, отменило ряд льгот по уплате НДС и налога на прибыль организаций, а также осуществило отмену оборотных налогов и налога с продаж. Реализация этих мер привела к существенному снижению налоговой нагрузки на экономику, которая в период с 2001 по 2006 год ежегодно сокращалась на 1% ВВП. Следствием урезания ставок стало расширение облагаемой базы и увеличение поступлений в бюджет, которое происходило на фоне выхода из тени тысяч российских предпринимателей и активизации деловой активности. В результате налоговая реформа первой половины «нулевых» стала одной из наиболее успешных среди всех преобразований, проведенных в России после краха СССР.