Ходя по кругу: голосования и митинги

И все-таки круг развалится…

Сейчас, летом 2019 года, в условиях неожиданного роста протестной активности после массового отказа в регистрации независимых кандидатов в депутаты Московской думы, чувствуешь определенное дежавю: все это уже было где-то зимой/весной 2011-2012 г. Начнем, кстати, с того, откуда эти митинги взялись. Возникли они на следующий день после выборов, на которых власти, несмотря на дикие фальсификации (даже в Москве на многих участках просто рисовали, сколько хотели, по 60-70-80% за «Единую Россию»), ЕР набрала всего 49.3%, при огромном наблюдательском движении и многочисленных фактах фальсификаций. Это было следствием стратегии «Голосуй за любую партию, кроме ЕР» (выборы проходили по 100% партспискам), которая была впервые была предложена известным политологом Александром Кыневым в 2010 году, затем поддержана Алексеем Навальным и рядом других политиков. Альтернативные стратегии — бойкот выборов и порча бюллетеней потерпели полный крах (явка 60%, недействительных 1.5%).

И радость от огромных митингов. Самый крупный из которых состоялся 24 декабря 2011 года после серии не таких крупных — первый, санкционированный, произошел на следующий день после выборов, 5 декабря 2011 г., затем имели место несанкционированные крупные митинги на Триумфальной, затем крупный санкционированный митинг на Болотной 10 декабря, самый пиковый — на 105 тысяч человек только внутри рамок митинга — на Сахарова 24 декабря, чуть поменьше 2 февраля, после президентских выборов митинги пошли на спад, но вдруг вылились в санкционированный митинг с несанкционированным продолжением в виде столкновения части демонстрантов с полицией 6 мая, далее за все эти годы было два крупных митинга, походящие на 50+ тысяч, были после начала войны с Украиной и убийства Бориса Немцова. Возникла традиция массовых несанкционированных гуляний, самыми известными из которых стали «навальнинги» в виде гуляний взад-вперед по Тверской в 2017—2018 гг. И горечь поражения 6 мая 2012 года, когда демонстранты были рассеяны полицией, появились десятки новых политзаключенных, и чувство бессилия после убийства Немцова и начала Путиным серии войн, и вообще — общее ощущение усталости, незнакомое к счастью многим ныне молодым участникам митингов. Сколько можно ходить? И чего мы добились? В период упадка и раздробленности оппозиции (2004-2011), когда акция на 5 тысяч человек казалось массовой, из уст таких буйных ораторов, как Гарри Каспаров, звучали оценки, что «если мы соберем 100 тысяч, то они побегут в Шереметьево». «Они», которые ста тысяч под окном тоже никогда не видели (разве что давным-давно в 1991 году), как ни странно, тоже опасались примерно этого. Накануне митинга 24 декабря уходящий президент Дмитрий Медведев подписал ряд указов, объявляющих, в частности: возвращение выборов губернаторов; восстановление половины мест в Госдуме по одномандатным округам; упрощающих регистрацию партий за счет резкого снижения порога минимальной численности членов (с 45 тыс. до 500 человек) и дающий зарегистрированным партиям право свободно выдвигать кандидатов на выборах без сбора подписей. Путин во время избирательной кампании обещал также прямые выборы мэров, а на самих избирательных участках было объявлено об установке видеокамер (раньше на это якобы не было средств).

И эти надежды на лучшее, и очевидные страхи (а вдруг не выйдет), и напрасные как оказалось надежды на то, что протест будет расти по нарастающей, сказались на том, что на пике численности 24 декабря (а вовсе ни на какой дурацкой площади революции 10 декабря!), оппозиция не решилась попробовать взять власть. В принципе, численности в 100 с лишним тысяч могло вполне хватить. А может и нет. Но в любом случае, в мае ее оказалось только меньше, за спиной у власти были легитимирующие ее президентские выборы.

Дальнейшее развитие событий показало, что ни на какую положительную политическую эволюцию Владимир Путин не способен. Сразу после президентских выборов были обессмыслены губернаторские выборы объявлением непроходимого «муниципального фильтра». Массовые замены губернаторов в 2012—2013 гг. накануне выборов дали еще и такой эффект, как губернаторы-саквояжники. Причем Путин серьезно намерен дурить так народ по многу раз, виноват был нерадивый губернатор, Путин нового прислал. В 2019 г. из участвующих в выборах губернаторов лишь 3 из 16 идут на второй срок (!). Затем с выборами мэров был просто кидок — подобный закон власти даже не стали рассматривать, наоборот, повсеместно выборы мэров стали отменять, сейчас они сохраняются буквально в паре субъектов федерации, в 2014 году пришла пора и политических партий — были приняты законы о сборе подписей для участия в выборах, фактически требующая согласия властей. В добавок к этому постоянно ужесточалось «антиэкстремистское» законодательство, обрастая новыми составами вроде «оскорбления чувств верующих», «клеветы», «деятельности нежелательной организации», «повторного нарушения правил проведения митингов». Одновременно был ужесточен контроль над парламентскими партиями — с одной стороны, их накачивали постоянно возрастающим госфинансированием, с другой, требовали в своей риторике фактически полностью поддерживать любые одиозные инициативы власти (в крайнем случае неся бред что это «либералы в правительстве мешают доброму Путину», это фактически является официальной идеологией и ЕР, и КПРФ, и ЛДПР, и СР). Во многих регионах три последние партии стали просто придатками «Единой России», вплоть до участия в фальсификации выборов не в пользу себя, но Е. Р. Тоже касается и некоторых вновь созданных партий (общее их количество, однако, возросло на парламентских выборах с 7 в 20111 до 14 в 2016 г., на региональных ещё больше, что увеличило разнообразие).

В 2016 году на парламентских, а затем на президентских выборах оппозиция раскололась. Навальный на этот раз выступил за бойкот выборов (чтобы избавиться от конкурентов в виде партий Касьянова, Явлинского и Гудкова-Собчак, самого его к тому моменту лишили права баллотироваться приговором «по делу Кировлеса», но из коалиции с Касьяновым он добровольно вышел в 2016 г.), публиковал фальшивые рейтинги, где Путин и «Единая Россия» набирали больше, чем по официальным данным на выборах со всей Чечней. Замочить конкурентов на выборах получилось, зато процент «Единой России» вырос до 54.2% при падении явки. Процент Путина вырос до 76.6% (рост более чем на 10%), явка также выросла. При этом, в одномандатных округах ЕР и поддержанные ею кандидаты выиграли 222 из 225 округов — то есть, почти все. После президентских выборов Навальный объявил о том, что «мы победили». Это было звенящей тишиной на пустых улицах, где люди занимались повседневной жизнью.

Нельзя сказать, однако, что в 2012—2019 году не произошло ничего хорошего в сфере, как бы мы сказали, «институтов». Начнем с выборов. Уровень фальсификаций выборов снизился по сравнению с уровнем 2007-2011 годов, по оценкам известного электорального аналитика С. Шпилькина. Он пишет: «…Лидера здесь три. Это выборы Медведева, где уровень манипуляции был где-то 15 миллионов голосов. Потом были «думские» выборы 2011 года, где было чуть-чуть меньше, но зато это вышло наружу и вызвало большое общественное возмущение. И были выборы 2016 года, когда абсолютный объем манипуляций был меньше, но из-за низкой явки и малого количества проголосовавших относительный уровень был примерно такой же. Это было где-то 12 или 11 с половиной миллионов голосов. Но нынешние 10 миллионов на фоне реально полученных Путиным 45 значительно меньше» (особенно по сравнению с «медведевскими» 15 на фоне реальных 37). И хотя в России остались зоны тотальных фальсификаций (республики Северного Кавказа, Татарстан, Башкирия, Кемеровская область, Тыва, во многих регионах — сельская местность без наблюдателей и с запуганным населением), в крупных городах старались не рисовать особо под появившиеся камеры. Кандидаты от непарламентских партий стали иметь возможность участвовать, а иногда и побеждать на выборах (самые яркие истории — избрание Евгения Ройзмана мэром Екатеринбурга и почти достигнутый Навальным второй тур в Москве против Собянина в 2013 г. а также достижение большинства в четверти муниципалитетов Москвы в 2017 г. при том, что раньше его не было нигде — ни о каком участии «несистемных» политиков в выборах в 2007—2011 гг. в качестве кандидатов не могло быть и речи). Но даже многочисленные поражения, постигавшие оппозиционеров, возродили почти исчезнувшее к 2011 году настроение, что выборы это хорошо, что надо баллотироваться и побеждать, а не нести в администрацию мешок денег, чтобы назначили депутатом. К выборам в МГД в 2019 г., о чем скажем ниже, выдвижение несистемных кандидатов в Москве стало откровенно модным, несмотря на дикие требования сбора 5 тысяч подписей в период летних отпусков, огромные округа и соответственно, финансовые расходы. Та же тенденция касается и регионов. В 2015 г. КПРФ выиграла второй тур в Иркутской области на губернаторских выборах, в 2018 г. КПРФ выиграла также Хакасию и Приморский край (выборы в Приморье были отменены), и в Иркутской области, Хакасии и Ульяновской области заняла первое место по спискам на выборах законодательных собраний, а ЛДПР — губернаторские во Владимирской области и Хабаровском крае. Как и раньше, на местном уровне эти партии носят «гибридный» характер — где-то к ним примыкают реальные протестные активисты, просто чтобы не рисковать сбором подписей, а то и получить госфинансирование, где-то это клиенты местных администраций. Но рост активности налицо и для «системных», и для «несистемных» сил. Противники Е. Р. научились выигрывать даже одномандатные округа, причем не только в столице (где Яблоко, например, взяло 100% мест в муниципалитете района «Гагаринский»), но и в Димитровограде Ульяновской области, где КПРФ выиграла 90% округов. Кто-то может возразит, что избранных руководителей могут отстранить от должности, их полномочия невелики и т. п. Но это — формирование широкой «сетки» людей, знающих друг друга. Эта сетка работает и для наблюдения, и не только для него.

Второй фактор — это деньги. До 2011 года в оппозиции доминировало мнение, что должны быть некие лидеры, которые и берут на себя финансовые издержки по политическому проекту. Таких лидеров было немного, бюджеты маршей несогласных 2007 г. с огромным трудом наскребали несколько десятков тысяч долларов. Потом кончились и они. Затем появилась традиция сбора средств для помощи политзаключенным. Затем Алексей Навальный объявил о сборе средств. Динамика оказалась впечатляющей. Если в 2013 году Навальный собрал 23 млн. рублей на деятельность ФБК и 103 млн. рублей на кампанию на пост мэра Москвы, то в 2017 г. — 80 млн. на ФБК и 372 млн. на кампанию на пост президента, соответственно. Вслед за Навальным успешно стали собирать средства Ассоциация наблюдателей «Голос», «Новая газета», New times и многие другие проекты. Разумеется, кто-то дает деньги и «вчерную» - и тут не мерзавцам с отчетностью «Единой России», зашифрованной в однообразной цепочке «фондов поддержки ЕР», их упрекать. Замысли путинцев лишить оппозицию финансирования, приняв закон «Об иностранных агентах», лишивший общественные структуры большей части иностранных грантов, не удались.

Продолжается сокращение аудитории телеканалов. Среднесуточная доля телеканалов в 2018 г. составила от 12.8% для России-1 до 11.7% у первого канала и 9.25% НТВ. Причем эти цифры не надо механически суммировать, так как многие домоседы смотрят одновременно все каналы. И часть из них смотрит не запутинскую политику, а безобидные кинофильмы и т. п.

Наконец, важнейшим институтом являются митинги. До 2011 года численность самых многочисленных из них, «Маршей несогласных», «Стратегии-31», и «Русского марша», не превышала 10 тыс. человек, причем проходили они фактически только в Москве и Петербурге, в других городах собирая десятки не тысяч, а просто человек. События на выборах 2011 года подняли это число на порядок. Нынешние события подтверждают, что численность может «вспыхивать» неожиданно, и вне федеральных выборов, значительно ширится география протестов, так как становится ясно, что это весьма серьезный, и подчас единственный, инструмент аргументации. Можно сто раз рассказывать, что митинги проводят «не так», «не те», а «надо вот как на майдане» (забывая, что избавление от Януковича, в два приема, заняло 10 лет, как и от Милошевича в Сербии, а от режима Республиканской партии Армении 20 лет, например, и победе предшествовало немало неудач), но факт остается фактом — десять лет назад такого института, как массовые митинги, в стране просто не существовало.

Что происходит в стране сейчас? С экономической точки зрения все ясно — идет пятый год падения доходов населения, и конца-края этому не видно, потому что любая благоприятная экономическая коньюнктура пожирается правящей группировкой, не доходя до подавляющего большинства населения, как это еще было в 2000—2008 гг., когда реальные доходы населения удвоились, затем стагнировали, а с 2014 г. начали падать. С политической все прекрасно описано в статье Александра Кынева, к этому сложно что-то добавить, разве что кратко резюмировать. Власти не собираются никак менять ни социально-экономическую политику, ни договариваться о чем-либо с какими-то политическими группами, разве что с целью временной тактической уловки с последующим кидаловом и удушением. Их линия состоит в усилении репрессий и фальсификаций. Можно сколько угодно рассуждать о том, что это неправильно, что нужно было бы искать компромисс, но по итогам 20 лет правления Владимира Путина очевидно, что никакого компромисса с русским народом он находить не желает, а рассматривает его как свою собственность и сырье, это связано как со свойствами его характера, так и тяжестью содеянного. Возможно, при другом правителе — если власть будет сменена в рамках этой же хунты, ситуация изменится. Пока же всем политически активным людям необходимо готовиться к худшему (или идти на кухню, или эмигрировать). Самой дурной стратегией сейчас может быть «конструктивность и умеренность» - опыт 2012-2019 г. показал, что такое поведение власть рассматривает как готовность сдаться и получить пинка, не раскрывая рта и привлекая внимания (чему пример судьба многих претендентов на роль «ярых запутинских партий» - всяких «Родин», Партий дела, Партий возрождений отечества и т. п.)

Сценарий выборов в МГД 2019 г., проходящим полностью по одномандатным округам, где в регистрации было отказано 59 кандидатам — то есть, практически всем независимым (включая абсолютно безобидных и «системных», вроде интернет-обмудсмена Д.Мариничева), а от «системных партий» в обмен на несколько гарантированных округов, где Собянин не выставляет кандидатов, были подобраны кандидаты в большинстве своем слабые, не ведущие кампанию, причем выдвинутые почти во всех округах, чтобы мешать друг другу, в общем показывает, куда мы движемся и должны прийти к парламентским выборам 2021 г. и президентским 2024 г. Очевидным базовым сценарием 2024 года является никакой не транзит власти, а отмена ограничения на два срока подряд и переход к пожизненному правлению Путина. Во-первых, к минимизации роли партсписков, например, как сейчас происходит во многих регионах, где им оставляют только треть (а возможно, и их полной отмене). Это происходит потому, что на федеральных выборах по партспискам нет противоядия против схемы «голосуй за любого, кроме ЕР». Во-вторых, усиления давления на системные партии с целью повторения московской схемы «пара мандатов в обмен на выдвижение спойлеров в остальных округах». В-третьих, полного недопущения к выборам т.н. «несистемной оппозиции», как это было до 2012 года, в число которой видимо, будет попадать даже «Яблоко» - в противном случае, во многих местах она будет выигрывать, ведь пряники народу никто раздавать не планирует, только пинки.

Самое же главное состоит в беспрецедентном наращивании фальсификаций. Лицам, ранее привлекаемым для благообразия, предлагается определиться и они уже определились, в лице главы ЦИК Эллы Памфиловой, методично покрывающей беспредел на московских выборах, и главы «Эха Москвы» Алексея Венедиктова, одновременно возглавляющего какой-то «общественный штаб по выборам», выступающего в последние два года в качестве ярого агитатора за новые, невиданные ни в одной стране мира схемы фальсификаций — от «дачных участков» в глуши на выборах мэра Москвы 2018 г. до новинки этого года — так называемых «выборов в интернете», которые будут тестироваться на трех округах в Мосгордуму, в 2020 году применяться в регионах — пока непонятно, во всех ли, а в 2021 году — на выборах в Госдуму. Путинские агитаторы вроде Венедиктова прицепились к тому, что «так в Эстонии» (и больше нигде в мире!), но в Эстонии избирательные комиссии формируются не методом вертикали, а по принципу «одна партия — один член комиссии с решающим голосом», что позволяет контролировать и ход электронного голосования, в российском случае являющегося просто примером лохотрона и черного ящика. Нет, «не как в Эстонии». Кстати, на первом тестировании в Москве система сломалась, а опубликованный московскими властями ее открытый код был вскрыт за 20 минут. Таким образом, путинцы создают себе неисчерпаемый электоральный ресурс, который смогут применять на всех выборах, включая местные. Это некий аналог белорусской схемы массовых фальсификаций при Лукашенко (на президентских выборах 2016 г. там было 36% досрочного голосования, позже ночью, понятно, подменяемого), но как путинцам кажется, хитрее. Теперь на участках, если есть наблюдение, можно будет проводить выборы по закону, а затем (заканчиваются-то они по часовым поясам, время есть), а позже проводить корректировку, вводя данные «интернет-выборов», чтобы всегда побеждал правильный кандидат и правильная партия. Если понадобится, небольшую, а если понадобится, то и большую. Скажем при явке на участках в 40% за Единую Россию проголосовало 30% голосов? Не беда, в интернете еще 40% проголосовало с результатом 70%, скажут нам. Честные глаза старой «работницы на производстве» Памфиловой и привезенного в Москву на свою голову Борисом Немцовым Сергеем Кириенко, который курируя политику в АП, сейчас систематически уничтожает цветы на народном мемориале своего благодетеля, не врут. Не врали же они, когда меняя данные ГАС-выборов, на губернаторских в Приморье вводили по 100% голосов за правильного кандидата на участках.

Есть, тут, впрочем, и загвоздка, которую кириенки пока не видят. Она состоит в том, что в Беларуси при подсчете голосов досрочка и настоящие голоса смешиваются, и все шито-крыто. Здесь же факт расхождения настоящих голосов с наблюдателями на участках и интернет-ботов будет совершенно очевиден и достоверен. И он вполне может вызвать общественный резонанс.

Насчет резонанса, впрочем, власти тоже готовятся и этим летом уже демонстрируют нам как. Несанкционированные акции будут разгоняться, как «марши несогласных» или Болотная-2012, причем многие их участники, как те, кто сопротивлялся ментам, так и нет, будут сажаться за «сопротивление полиции» и т. п. Могут начать сажать и лидеров, как это было, например, в Беларуси в 2010 году, где после выборов и протестов Лукашенко посадил большинство участвовавших в выборах кандидатов (!), а потом их потихоньку выпускал, показывая свой «гуманизм». Выяснилось, кстати, что если милиция должна надевать жетоны, по которым их можно опознать, то «росгвардия» - нет, и уже отдельные лихие менты, избивавшие женщин, «потерялись». Часть же, меньшая, впрочем, ОМОНа вообще надела под балаклавы маски. Это происходит на моей памяти на массовых акциях впервые. Задержанным будут шить какой-то многомиллионный ущерб за мифические проступки вроде перекрытия движения (на самих прогулках по бульварам менты, кстати, опять перекрыли не площадь, не участок улицы или бульвара, а вот буквально все во все стороны — на первом мероприятии ограничились участком Тверской между Пушкинской площадью и Газетным переулком с обеих сторон, на втором к этому добавились и бульвары от Никитского до Чистых прудов).

Что можно всему этому противопоставить? Помня, конечно, мудрое замечание Остапа, что 100% гарантию дает только госстрах. Тут очень уместна цитата Владимира Ленина, человеком он был нехорошим, но неглупым и тоже с чувством юмора. «Соглашатель» трусливо прячется, когда борьба разгорается. Когда победил революционный народ (17 октября), «соглашатель» вылезает из норы, хвастливо охорашивается, языкоблудствует вовсю и кричит до исступления: то была «славная» политическая забастовка. Когда побеждает контрреволюция — соглашатель начинает осыпать побежденных лицемерными увещаниями и назиданиями. Победившая забастовка была «славная». Побежденные забастовки были преступные, дикие, бессмысленные, анархические. Побежденное восстание было безумием, разгулом стихии, варварством, нелепостью. Одним словом, политическая совесть и политический ум «соглашателя» состоит в том, чтобы пресмыкаться пред тем, кто сейчас сильнее, чтобы путаться в ногах у борющихся, мешать то одной, то другой стороне, притуплять борьбу и отуплять революционное сознание народа, ведущего отчаянную борьбу за свободу».

Начнем с выборов. По понятным причинам — в большинстве случаев, возмущения связаны с очевидными на них нарушениями. Если же победил даже неприятный тебе кандидат, но это факт (как было в марте 2012 г., когда Путин победил, например, в Москве без нарушений, хотя проигрывал на отдельных участках), то численность любых митингов падает, как упала тогда. Если относительно стратегий на митингах могут быть серьезные разногласия, то по выборам могут быть они тактические. Ни в одной стране мира никогда бойкот нечестных выборов не давал оппозиции никакой политической выгоды и не приводил к падению режима. Автор известного исследования Threaten but Participate: Why Election Boycotts Are a Bad Idea» Matthew Frankel приводит лишь несколько исключений на 171 страну, включенную в анализ, причем они выглядят сомнительно — вроде Перу 2000 г. (свержение популярного демократически избранного президента армией). Это подтверждает и опыт Навального 2014-2018 г., от которого он теперь отказался. Бойкот возможен при однопартийной системе (как это делали многие недовольные в СССР), где выборы являются безальтернативными, тогда это отрицание ритуала. Бойкот может быть выгоден некоторой небольшой группе для привлечения внимания и самопиара. Но никак не оппозиции в целом. Не понимать этого может какой-то блаженный не от мира сего, который ищет прекрасную принцессу в бюллетене, и удивлен, что ее там нет. Наивный обыватель из серии тех, кто радостно приветствует сборщиков подписей воплем «я никому не верю и на выборы не пойду» - ну, а власти и надо, чтобы недовольные не ходили, порога явки нет. Просто умничающий чудак, ничего не смыслящий в политике, это случаи всех вот этих «выборы фарс, все плохо и т. п.». Если мы говорим именно об авторитарном режиме, а мы о нем говорим, а не о демократических кейсах где бойкот является парламентской тактикой на референдуме чтобы он был признан недействительным из-за недостаточной явки, или это не очень честный прием потопить своего конкурента по флангу на выборах во втором туре, когда признаться, что ты предпочел бы идейного соперника, не хочется. Но это не наши случаи, это я просто оговорился. Пока на выборах есть хотя бы две клеточки — мы на них идем. В России уже известен случай Усть-Илимска, когда на выборах победила спойлер — домохозяйка из ЛДПР Анна Щекина, в связи с нежеланием голосовать за действующего мэра. Да, это лучше, чем позволять узурпаторам назначать себе губернаторов, мэров, депутатов и т. п.

На выборах по партспискам имеет смысл голосовать либо за свою партию (если она зарегистрирована), либо за любую, кроме «Единой России», чтобы снизить ее процент. Тоже касается выборов с двумя турами типа губернаторских — там в первом туре за кого хочешь, во втором против официального. Сложнее ситуация по округам, где однотуровые выборы. «Умное голосование» как принцип выбора самого сильного конкурента официального имеет свои недостатки. Главный из них — а если у меня есть свой кандидат, он ведет кампанию, почему я должен выбирать черт знает кого, кто мне не близок? Тут, пожалуй, есть аргументы и за, и против. Если же нет своего кандидата, то как принцип «умное голосование» вполне годно, но возникает одна проблема — а кому его доверить? Третий и также крайне важный аспект — Алексей Навальный предлагает доверить ему социологию, которую он где-то секретным образом проведет, несмотря на скандальные результаты его социологии в 2016 и 2018 г. (о чем было выше). Но так как он сторона процесса, то было бы правильнее (во всяком случае к следующему дню голосования, потренировавшись на кошках сейчас) доверить это «Левада-центру», «Голосу» или какому-то иному непредвзятому центру.

Самым сложным вопросом остается тот, а что делать на улице. Здесь нет простого ответа, задним умом мы все крепки, и я бы призвал к сдержанности и терпимости, хотя накал эмоций кипит, особенно в реально большой толпе, как мы помним, в Киеве Виталия Кличко кто-то из своих даже из огнетушителя облил. Не стоит, повторять, впрочем, старый навязанный провокаторами спор из серии «надо ли идти в загон» (то есть на санкционированный митинг). Иногда надо, а иногда нет, а иногда из загона стоит выйти и погулять, собравшись в загоне, чтобы долго не искать друг друга. Сейчас появилась новая манера. «Ррреволюционеры», обычно на месте событий отсутствующие, объясняют, что не надо идти никуда — в загон стыдно, не в загон силенок мало, только потери будут. Что же делать в этой ситуации они, впрочем, не уточняют.

При подозрениях на недостаточную численность лучше провести санкционированный митинг, во всяком случае, начать с него. Но отметим, что его могут не дать нигде в удобном месте, отправив за Можай, а могут не дать нигде вообще, такие случаи бывали. Потому утверждать, что всегда и везде надо проводить только санкционированные митинги — это примерно, что утверждать, что ты против революций. Мы-то все конечно хотели бы без революций, но, если возводить этот принцип в абсолют в условиях авторитарного режима — значит не сменить власть никогда. Если ты только за санкционированные митинги — ну значит, тебе их и не дадут вовсе. Я бы ограничился тем, что не вносил на согласование заведомо невозможные варианты, которые не согласовывали никому и никогда вроде Красной площади. Остальные вполне возможны. На знание ментами статьи 31 Конституции «Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование» можно рассчитывать, но не стоит полагаться.

Несанкционированный митинг, как правило, если могут, то разгоняют. Полиция обучена рассекать его на мелкие части и выхватывать людей из них. В каком случае его не удается разогнать, что говорит мировой опыт? Если удается закрепиться на определенной территории, и туда прибывают новые люди. Место начального сбора может измениться, но оно должно быть. Для этого нужен мониторинг и координация.
Сначала мониторинг. Если лидеры протеста убеждаются к условленному времени, что народу недостаточно, тогда расходятся. Если лидеры протеста убеждаются, что народу пришло достаточно (тут можно дискутировать — хотя бы 30 тысяч, или при недостаточно умелой координации 50 тысяч), тогда в дело вступает координация. В случае наличия оцеплений вокруг точки сбора колонны движутся в направлении точки сбора. Как только, прорвав оцепления, отдельные колонны соединяются в одну мощную колонну в точке сбора, идет захват условленного плацдарма, либо огораживаются вокруг точки сбора. Если произведен захват плацдарма, баррикады вокруг плацдарма также обязательны.

После чего дается одна команда: «не расходиться». Все это делается с одной целью: дать понять людям, которые слушают новости, но боятся прийти, что ненасильственный протест наконец дал первый победный результат. Только когда обыватели наберутся смелости прийти. А их приход — критичен. И люди обязательно пойдут. Часть из любопытства, часть отчаянных, но недостаточно храбрых. Именно тогда наступает переломный момент: Москва с ее радиальной структурой улиц становится котлом уже для тех, кто хочет напасть на граждан (да, о балаклавах они не зря думают). Пока они оцепляют плацдарм по всему периметру, их с внешней стороны оцепляют люди. Причем чем ближе к Кремлю, тем меньше требуется людей! Потому что периметр меньше. Но при умелой координации Кремль не нужен. Достаточно любого плацдарма в пределах Садового кольца. Лучше всего большая площадь. При умелой координации достаточно 200 тысяч пришедших. При недостаточно умелой достаточно полмиллиона. Такую массу людей можно набрать естественным путем всего за 24-36 часов.

Что происходит дальше, все знают, все давно читали, многие даже помнят, чем занимались в 1991 и 1993, некоторые помнят Киев-2014.
Час Ч в России длится трое суток в 1991-м, двое суток в 1993-м.

Да, это лотерея. Несанкционированные сборы проводятся до тех пор, пока не наберется критическая масса участников. Но как только наберется — лидеры протеста просто обязаны воспользоваться шансом. Если лидеры протеста не понимают всей ответственности за судьбу страны, если не понимают, что счетчик жизней простых россиян уже давно включен, то лучше вообще не устраивать несанкционированные марши и встречи. Лучше пойти и поучиться, как мониторить и координировать.

Часто дают совет «не частить» с акциями. Он справедлив для санкционированного митинга вроде «Марша Немцова». В случае резкого роста численности совет противоположный.

Популярная тема — это некий «раскол элит». Но раскола элит на момент начала событий что в Киеве, что в Ереване, что в Тбилиси, что в Бишкеке, где менялась власть революционным путем, не было. Раскол элит происходит тогда, когда имеют место массовые выступления.

Разумеется, никто не отрицает и другие полезные вещи — такие, как политическое просвещение и расширение круга сторонников, антикоррупционные расследования, правозащита, информирование зарубежной общественности о происходящем, поиск зарубежных активов путинской группировки и их взыскание. Новой и очень полезной инициативой стала деанонимизация преступников — от членов избирательных комиссий, осуществляющих фальсификации, до нападающих на граждан лиц в масках. Однако, основными направлениями работы являются выборы и митинги.

При этом, следует помнить, что поведение гражданина в оккупированной стране во многом должно быть противоположным поведению гражданина в стране нормальной. Это хорошо можно понять по разнице отношения к полицейскому, например, в США и в России. В США сообщить в полицию — хорошо и правильно, у нас же называют «стучать». В США с полицейскими фотографируют детей, у нас при их виде переходят на противоположную сторону улицы. Так что в бытовом смысле гражданам следует в той мере, в какой они могут, минимизировать свои обязательства перед захваченным государством, при этом наоборот, с него требуя по максимуму. Имеете право на налоговый вычет — оформите, имеете право на льготу — оформите, даже если вы не нуждаетесь. Все лучше, чем эти деньги пойдут куда-нибудь в Сирию или Чечню. В общем, помните о призыве депутатов первой Государственной думы 1906 года после того, как их разогнали в Выборгском манифесте: «Не платить податей, не давать рекрутов».

Кто-то, вполне вероятно, решит, что время еще не настало и история еще не смолола той муки. Осуждать таких людей мы не вправе, как говорил в свое время воссоздавший независимую Польшу Юзеф Пилсудский, «весь народ сражается только в патриотических сказках». Перемены происходят тогда, когда вчерашний обыватель массово выходит на улицу. После одного из малочисленных мероприятий времен маршей несогласных водитель в такси деловито спрашивал меня, а кто лидеры, какие лозунги, сколько было народу. Получив ответ: «Тысяч пять», он разочарованно сказал: «мало». Так почему же тебя не было — возмущенно сказал я ему? Он задумался и некоторое время ехал в молчании. «Вот если бы все вышли, то и я вышел». В этом парадоксальном высказывании и есть та самая загадочная русская душа, о которой иностранцы зачем-то пытаются прочесть у Достоевского. Но стоит, не критикуя таких людей, требовать от них и взаимности. Не лай на тех, кто пытается что-то сделать. В этой связи иногда грустно наблюдать за вчерашними «несогласными», ударившимися в охранительство. За десять лет ничего в стране лучше не стало. Никакие справедливые претензии к вождям оппозиции не стоят лая на вчерашних соратников. Даже деньги. Жизнь долгая, мир круглый.