В эти декабрьские дни сто лет назад большевики деловито обживались в захваченном Петербурге, который пал почти без боя. Месяц назад закончились бои в Москве, где большевикам было оказано серьезное сопротивление. 14 декабря 1917 года вышел «Декрет о банках», означавший их национализацию. Через несколько дней выйдет декрет о создании ВЧК.

Юнкера в Петрограде. 1917

На Дону, в Ростове, первые добровольцы записывались в Добровольческую армию. Тогда, в середине декабря, это была всего лишь тысяча человек. Еще оставались надежды на Учредительное собрание, которое соберется и будет разогнано 18 января 1918 г. (тут и далее даты по новому стилю). Ведь формально большевистская банда захватывала власть под предлогом того, что Временное правительство затягивает созыв УС, а они, большевики, как раз его срочно соберут. Но, проиграв выборы 25 ноября (большевики набрали всего 24% мест, правые эсеры — почти половину, на третьем месте с примерно 4,5% мест из общероссийских партий были кадеты, более 10% мест получили различные украинские социалисты небольшевистского толка), большевики взяли четкий курс на его разгон. Кстати, показательна география голосования в контексте приближавшейся гражданской войны. Русское село — а крестьяне составляли более 90% населения, тотально голосовало за эсеров. Малые города — вроде Воронежа, Ставрополя или Калуги, за кадетов, но, учитывая их незначительную долю в общем числе избирателей округов, как правило, это не давало ни одного мандата. В столицах на первом месте — под 50%, были большевики, на втором устойчиво шли кадеты (в Москве рекорд 34%), эсеры с большим отставанием лишь на третьем.

Всероссийское Учредительное собрание. Распределение мест. 1917

Кстати, интересно, что вовсе не все промышленные центры поддержали большевиков — лишь московский, питерский и белорусский кластер. На Урале победили эсеры. Чрезвычайно важную роль играло голосование военных округов и флотов. Распропагандированные миллионными тиражами выпущенных на немецкие деньги газет, за большевиков тотально голосовали Западный фронт (67%), Северный фронт и Балтийский флот (по 57%). С большим отрывом от них шли эсеры. Однако уже на Юго-Западном, Румынском и Кавказском фронтах и Черноморском флоте победили эсеры. Суммарно армия — вчерашние крестьяне, все более превращавшиеся в люмпенов, оторванных от своей социальной среды, составляла порядка 5 млн человек, в основном сосредоточенных на Северо-Западе, вокруг Петербурга, и в западных губерниях.

Разгон «учредилки» был еще впереди, а пока в Петербурге происходило примерно следующее, ярко напоминающее булгаковские строки в устах профессора Преображенского. Вот что записала в своем дневнике известная поэтесса «серебряного века» Зинаида Гиппиус: «…Из Таврического дворца трижды выгоняли членов Учредительного собрания — кого под ручки, кого прикладом, кого в шею. Теперь пусто. Наш еврей-домовладелец, чтобы спасти себя, отдал свою квартиру в распоряжение Луначарского «для просветительных целей». Там поселился фактор большевиков Гржебин (прохвост), реквизировал себе два автомобиля, налепил на дверь карточку «Музей Минерва» — и зажил припеваючи. Сегодня к нему от Манухина пошел обедать Горький. Этот страдальческий кретин тоже малограмотен: тоже поверил «Правде»: нашли кадетский заговор! Ив. Ив. даже ужаснулся: «Ну, идите к Гржебину есть мародерские пироги!». Приказ арестовать Савинкова-Ропшина. Были обыски у его знакомых. Не придут ли к нам? Предложу им, для «выемки», старые ропшинские стихи. Может быть, возьмут, поищут в них «заговора». И спрошу их кстати: не знают ли они, где он? Ведь это интересно».

Как же мы (они) дошли до жизни такой? Этот вопрос по понятным причинам волновал и волнует не только историков. Сегодня официальная пропаганда потомственного — по его собственным словам, чекиста Путина льет крокодиловы слезы по «России, которую мы потеряли», как выражался кинорежиссер Станислав Говорухин, снявший одноименный фильм. Причем, шизофренически, чекисты умудрились потерять ее дважды — в 1991 году тоже обронили где-то, совершив «величайшую геополитическую катастрофу века». И вот теперь грозят нам третьей потерей, если, не дай Бог, их хунту вышвырнут и снесут, как в Украине, их идолы Лениных и прочих большевистских палачей. Пропаганда эта рассчитана, разумеется, не на безумцев с капустой в бороде, поныне кающихся от имени всех русских за сакральное убийство царь-батюшки. Она рассчитана на большинство — тех, кто большевизм, ужасы гражданской войны оценивает негативно. И кто, не будучи профессиональным историком, о событиях 1917 года слышал что-то где-то, понаслышке. Нам предлагают простое объяснение — не свергни сакральное царьбатюшко, так мы и слушали бы до сих пор вальсы Шуберта и хруст французской булки упоительными вечерами, описанными в песне группы «Белый орел», столь популярной в 90-е годы. Правда, царь-батюшко свергали вовсе не большевики, и намного логичнее тогда уж увязывать счастливое прошлое с блестящим адвокатом и оратором Александром Федоровичем Керенским, последним российским добольшевистским премьером, юристом и террористом Виктором Михайловичем Черновым, возглавлявшим победившую на выборах в Учредительное собрание партию или полководцами Белого движения — ни один из которых, к слову, не воевал за монархию, а исключительно за Учредительное собрание. Монархисты на выборах в Учредительное собрание получили 0 (прописью — ноль!) мандатов, хотя в них участвовали, а их система благоприятствовала представительству самых маленьких групп (партсписки внутри многомандатных округов, то есть, достаточно было набрать порядка 10% в одном из округов для мандата, причем, выдвигаться можно было одновременно во многих округах и в случае избрания выбрать один, а в остальных мандат передавался следующему по очереди). Монархизм вновь возник лишь среди белой эмиграции, как реакция на поражение и поиск какой-то альтернативы (аналогично, другой экзотической альтернативой были многочисленные теории самореформирования советской власти). Как же так, весь народ что ли в 1917 году заколдовали жидомасоны? Что-то тут не так. И Россия стала единственной страной, где после свержения монархии победил большевизм — ничего подобного не произошло ни в Германии, ни в Австрии, ни в Венгрии, ни в Чехии, ни в Турции, ни в осколках российской империи — Польше, Прибалтике, Финляндии.

Жанр данной статьи, понятно, краток — это не научная монография. Потому перед читателем встанет вопрос, «А что еще почитать?» - для большего ознакомления с той эпохой. Почитайте мемуары основных участников, кто писал их не в рамках советского официоза — Троцкого, тех же Чернова, Керенского, Врангеля, Деникина…Обращаю внимание на не очень известные, но очень объемные и подробные труды — 22 тома «Архива русской революции» Иосифа Гессена и 7 томов «Записок о революции» Николая Суханова. Из них, людей совершенно разных взглядов и бывших по разные стороны баррикад, вам в любом случае одинаково станет ясна несостоятельность бреден про побеждавшую в войне Святую Русь, в которой не было проблем с хлебом, и которой нанесли предательский удар в спину. Кстати, интересно, что подобной же мифологией — только про Германию, вовсю занимался Адольф Гитлер, рассказывавший о предательстве «ноябрьских преступников», подкравшихся в 1918 году сзади к победоносному Вильгельму.

Итак, первая и главная причина революции, без которой бы не началось — это, конечно, первая мировая война. Путинцы обожают цитировать Петра Столыпина, который обещал великую Россию через 20 лет, если без революций. Да вот беда — Петр Аркадьевич обещал при соблюдении двух условий — не только без революций, но и без войн. И не только обещал, но и пока был жив, делал — он сыграл большую роль в том, что Россия не ввязалась в войну в так называемый «боснийский кризис» 1908 г., когда Австро-Венгрия объявила об аннексии фактически занимаемой ею Боснии, на которую также претендовала Сербия. Тогда нахальным «братушкам», которых, как известно, вместе с русскими то ли 150, то ли 200 миллионов, объяснили, что надо заткнуться. В 1914 году рядом с царем Столыпина уже не было.

Памятник Петру Столыпину. Был открыт 6 сентября 1913 года на Думской площади Киева (нынешнем Майдане Незалежности). Сам Пётр Аркадьевич был смертельно ранен в том же Киеве в 1911 году.

И Россия, с какой-то радости, вступила в войну со своими крупнейшими торговыми партнерами — на Германию и Австро-Венгрию в сумме приходилось около 40% российского торгового оборота. Более того, учитывая то, что против России выступила и Турция, это означало технический паралич экспортно-импортных операций: Балтфлот был заперт в Финском заливе, Черноморский — стамбульским проливом. Оставались замерзавшие Архангельск, Мурманск и один незамерзающий Владивосток — негусто, учитывая протяженность страны. А страна зависела, как и сейчас, от импорта машин и оборудования — тогда также это было основной статьей импорта. Без них «провисало» всё — от промышленности (включая военную) до сырья (хлеб, древесина, нефть). Ничего не напоминает сто лет спустя? Повод для войны был поистине идиотским — поддержка сербского околоправительственного террориста Драгутина Димитриевича по кличке «Апис», организовавшего злодейское убийство австрийского эрцгерцога Фердинанда и его жены-чешки в Сараево. Сербия отказалась допустить австрийских следователей для расследования теракта, что послужило предлогом для войны. В 1917 году новый сербский король Александр отдаст приказ расстрелять «Аписа», подозреваемого в нелояльности — террорист ранее участвовал в свержении и зверском убийстве предыдущей королевской четы Сербии, так что основания для этого имелись. Стоило ли три лишних года жизни этого мерзавца мировой войны? А для России — и семидесяти последующих лет большевистской тирании? Как и сейчас, поклонники войн рассуждают о том, что «война была бы все равно». Любители повоевать есть всегда, но войны происходят не всегда. Это ниоткуда не следует, даже из деталей. Например, Николая Второго война застала на отдыхе в Ливадии, министра иностранных дел Германии — в свадебном путешествии. Не говоря о том, что Николай и Вильгельм были двоюродными братьями, были внешне безумно похожи, называли друг друга в переписке уменьшительно-ласкательными прозвищами «Никки» и «Вилли» и никакой неприязни не демонстрировали.

Война (в середине которой, и весьма неудачной с военной точки зрения, царь возложил на себя функции командующего армией вместо великого князя Николая Николаевича) — это испытание не только фронта, но и тыла. Тыл стал трещать по швам. Впрочем, и на фронте было всё странно. Ходили упорные слухи об измене, о наличии на самом верху немецких шпионов. Историки в них сомневаются. Однако военный министр Сухомлинов, будучи осенью 1917 года освобожден из-под стражи Временным правительством по гуманным соображениям (он был стар), немедленно сбежал в Германию, с которой Россия находилась в состоянии войны! Неплохо, да?

Как говорил один великий полководец (по одним данным Наполеон Бонапарт, а по другим другой великий французский полководец более ранней эпохи — маршал Тривульцио): «для войны нужны три вещи — деньги, деньги и еще раз деньги». С деньгами обстояло не очень. Европейские страны сами были вовлечены в войну. Теоретически, можно было занять в США. Однако, американское банковское сообщество, как было известно еще по русско-японской войне 1904 г., ставило перед российским правительством вопрос еврейского равноправия. Антисемит Николай Романов пойти на это не мог. Причем нельзя сказать, что Николай, как и многие другие крупные чиновники, был каким-то зоологическим антисемитом. Как хорошо показал Александр Солженицын в «200 лет вместе», между правительством и евреями существовало реальное препятствие, замкнутый круг: существовавшая дискриминация евреев («черта оседлости» и многочисленные административные запреты, например, в кадетские корпуса не брали даже крещеных евреев) вызывала огромный, совершенно непропорциональный численности в населении процент евреев в революционном движении, что, в свою очередь, оправдывало дискриминацию их как неблагонадежных. Кому-то надо было разорвать этот круг, и очевидно, что, как более сильной стороне, это следовало сделать правительству. Сторонники таких мер были (например, член Госсовета и бывший премьер Витте), но Николай был человеком стереотипным. Вместо отмены дискриминации он ее усилил — евреев перестали производить в офицеры, хотя обязательному призыву в армию (в отличие от мусульман) они подлежали.

Доходы бюджета же рухнули. Структуру доходов на 1913 г., например, см. стр. 83 и далее «Проекта государственной росписи доходов и расходов на 1913 год». Из почти 3 млрд рублей доходов крупнейшая статья доходов была вино-водочный акциз (800 млн), чуть меньше давали казенные железные дороги, на третьем месте были таможенные пошлины. Экспортно-импортные операции, напомню, встали. Восстановить отмененный в середине XIX века подоходный налог власти не решались — в том числе потому, что не хотели платить его сами. Но царьбатюшко умудрился подрубить и самый надежный доход — вино-водочный акциз. Был выпущен указ, согласно которому органам местного самоуправления давалось право запрещать торговлю алкоголем. И этим правом стали активно пользоваться, более того, к этому призывала правительственная пропаганда — ведь сам Николай, выпивавший за обедом бутылочку чего-то, что было завернуто в непрозрачную ткань, ко всему прочему числился руководителем всероссийского общества трезвости. Делалось это под идиотским предлогом борьбы с пьянством в армии, хотя затронуло всю страну, а не только прифронтовую зону. Российский бюджет, с середины XIX века стабильно устойчивый (постоянный, кроме нескольких лет войн, профицит, минимальная инфляция) в итоге пошел по дороге, предлагаемой ныне Сергеем Глазьевым и иными умниками — стал масштабно печатать деньги. Цены стали расти. Но и это бы не означало катастрофы, если бы не попытка их регулировать. Кстати, Германия и Австрия, голод в которых также в итоге привел к крушению, шли тем же путем, а вот победившие Великобритания и Франция — нет.

Хотя на войну было мобилизовано поначалу порядка 6,5 млн человек при порядка 130 млн взрослого населения Империи, а к концу 1916 г. и все 15 с лишним, урожаи в предвоенные и военные годы были хорошими. Да, Польша, часть Прибалтики и Украины были оккупированы, но зато резко упал и экспорт зерна. С 1915 г. власти стали проводить реквизиции хлеба, а в ноябре 1916 г. Николай принял трагическое решение о продразверстке, да-да, первые ее ввели не большевики. Крестьяне по «твердым» (т.е. принудительно низким) ценам хлеб сдавать отказывались, его прятали. Больше всего от дефицита стали страдать крупные города, прежде всего фактически находившийся на линии фронта Петербург. Хлебные очереди стали новым, шокирующим феноменом. А в феврале 1917 г. хлеб кончился. Разговоры о том, что «хлеб был, но его спрятали враги народа» равносильны разговорам о том, что в 1991 году товаров было море, но их спрятали либералы. Ведутся эти разговоры обычно одними и теми же людьми, породой «чекистов-монархистов». И они правы: да, все было где-то. Но для горожанина было важно, чтобы хлеб был у него в желудке. Но если Николай устанавливал нормы для каждой губернии, а излишки можно было продавать по свободным ценам, то Временное правительство в марте 1917 года объявило о введении хлебной монополии. Хлеба от этого, как и от щедрого печатания бумажных денег, как не сложно понять, не прибавилось, а наоборот.

Малоизвестным, но очень важным шагом, приблизившим катастрофу, было разоружение населения, произведенное Николаем. Вы не задумывались, почему в хрониках начала гражданской войны фигурируют только «казаки» да «юнкера». Ведь в тех же столицах, как показали выборы в Учредительное собрание, было немало противников большевиков, опиравшихся на солдат — маргинализовавшихся и распропагандированных на немецкие деньги крестьян. Да потому, что у казаков и юнкеров было оружие (как и у солдат), а у горожан — нет. Царьбатюшко его изъял, якобы для пополнения запасов армии. Хотя ежу понятно, что из пистолетов в окопах перестрелок не ведут, и дефицит был вовсе не стволов, а патронов и снарядов. Скажем прямо, как и сейчас настоящая причина запрета ношения короткоствола — страх власти перед народом. Но царя это не спасло, а вот народ лишило оружия, большинство которого вместе с властью оказалось в руках большевиков.

Ударные революционные батальоны из волонтеров тыла. 1917

Отдельно нужно сказать и о тотальной дискредитации Николая лично, министерской чехарде, «распутинщине». Тот неадекват, в котором находился император, лучше всего понять не по малоинформативному дневнику, а по неопубликованной в интернете, но существующей в печатном издании 1927 г. переписке Николая с женой в шести томах. Об Александре Федоровне смело можно говорить как о сумасшедшей, во всяком случае, к периоду войны. Когда говорят о Распутине, современные адвокаты монархии путаются в показаниях — то отрицают его влияние, утверждая, что царь и видел то его пару раз (хотя в переписке с женой «наш друг» и его ценные показания упоминаются многократно), то требуют понять и простить заботу царя о больном царевиче Алексее, которому мог помочь «старец». Хотя все современники, включая ярых монархистов, сходятся в оценке влияния «старца», а один из лидеров монархистов, Пуришкевич, даже участвовал в его убийстве, пытаясь спасти монархию. Религиозные или мистические настроенные люди, кстати, видят в «старце» и сверхестественную силу, но вовсе не доброй природы. Достаточно, кстати, взглянуть на его фотографию. Как бы то ни было, за три года войны сменилось четыре премьера и пять министров внутренних дел, термин «чехарда» вовсе не случаен. «Старец», движимый взяточничеством и страхом наказания на махинации (вот почему его так волновал пост главы МВД! — Столыпин его высылал из столицы), вовсю орудовал в стране, а что не занимал официальных должностей — так и Тимченко с Ротенбергом их не занимают. Учитывая то, что царь находился в ставке, вдали от царицы, в обществе ходили слухи о природе его влияния на царицу, далекую от заботы о царевиче.

Николай, сам по себе, не был чудовищем. Это был посредственный человек, правь он в спокойное время, мы бы вряд ли узнали о нем много плохого. Но сосредоточение абсолютной власти в его неловких руках и вызвало катастрофу. Главным и самым опасным революционером в 1917 году оказалась сама власть. Это можно сказать и о Временном правительстве, которое продолжило непосильную для страны войну вместо сепаратного мира, усугубило регулирование цен и проблемы с хлебом, не форсировало выборы в Учредительное собрание, позволив многие месяцы вырабатывать их правила, подавив большевистский мятеж в июле 1917 г., испугалось само себя, амнистировало многих мятежников и уволило активных противников большевиков — от знаменитого генерала Корнилова до малоизвестного министра юстиции Переверзева, который опубликовал захваченные в штабе большевиков документы о их несомненном финансировании немцами. Временное правительство было ничем не хуже Николая, а исторической ответственности на ВП несравнимо меньше, так как оно не обладало абсолютной властью, действовало в условиях нарастающей анархии.

6 марта 1917 года, в Киеве народные массы снесли памятник премьеру Российской империи Петру Аркадьевичу Столыпину. Перед сносом революционеры организовали над памятником «народный суд», а для сноса было использовано сооружение, напоминающее виселицу.

Готовясь к падению очередного абсолютизма, да, нам важно не допустить левого поворота. Но надежда на это — мы сами, а не добрые советы сбрендившему от всевластия деспоту. Таковы уроки 1917…

Фотоматериалы:
1. 1917 год. Красная гвардия Питера и Москвы. Сайт «Военное обозрение»;

2. Всероссийское учредительное собрание;

3. Памятник Петру Столыпину (Киев);

4. Свободные источники сети Интернет.