«Молодым — везде у нас дорога! Старикам — везде у нас почет!» В Россиянии путинской эпохи эти слова выглядят настоящим издевательством. Социальные лифты наглухо задраены — для всех молодых, кому не повезло родиться с золотой ложкой во рту, то есть в семье VIP-чиновника. Отношение государства к старикам лучше всего характеризует полунищенская пенсия — за исключением редеющих ветеранов ВОВ — и недавние щедроты от главного единоросса Медведева — аж 5 тысяч рублей единовременной прибавки перед выборами. Но как бы кремлевские сидельцы ни пытались оттянуть конец своей эпохи, будущее все равно принадлежит молодым — злым и голодным, которые через 20-30 лет останутся сидеть на обломках некогда великой страны.

Сразу условимся: в статье пойдет речь о молодежи за пределами т.н. «политоты» с обеих сторон баррикад. Автор не намерен здесь касаться ни тщеславных молодых политиков из оппозиционного лагеря, ни карьеристов из вечных «нашистов» (как бы они сегодня ни назывались), симулирующих любовь к «нацлидеру» ради материальной выгоды. Все ниженаписанное касается широких молодежных масс, которых принято винить в чрезмерном пофигизме, прагматизме и аполитичности.

Катерина Владимировна Тихонова (род. 31 августа 1986, Дрезден, ГДР) — российский общественный деятель и управленец. Руководитель Центра национального интеллектуального резерва МГУ им. М. В. Ломоносова, директор Фонда «Национальное интеллектуальное развитие» (НИР), действующих под брендом компании «Иннопрактика» и реализующих совместно с МГУ масштабный инвестиционный проект по созданию в Москве научно-технологической долины на Воробьёвых горах, заместитель проректора МГУ. Известна также как спортсменка, функционер в национальной и международной конфедерациях по акробатическому рок-н-роллу. Серебряный призёр чемпионата России 2014 года, участница чемпионатов Европы и мира.

В целом эти упреки справедливы. Да, нынешние молодые — поколение быстрого интернета и гаджетов — на порядок более циничны и прагматичны по сравнению с родившимися в 1970—1980-х. Да, они не хотят лишний раз париться по любому поводу. Да, они нацелены в первую очередь на зарабатывание денег, и в этом стремлении подобны прущему напролом бульдозеру. Да, они часто грубы и глумливы в соцсетях, бравируют цинизмом и «усталостью от жизни».

Сложившуюся за последние 16 лет реальность эти ребята воспринимают как данность. Броню их цинизма сегодня почти невозможно прошибить навальными живописаниями про 100-метровые сечинские яхты и чартерные перелеты шуваловских собак.

Да, мир несправедлив. Да, они там воруют и жируют, пока мама с папой едва наскребают на мою учебу. Но так уж устроен этот гребаный мир. А залу…ться на несправедливость как-то стремно, как-то лениво — плюс резко повышаются шансы присесть в тюрячку. А оно мне надо? Я лучше спокойно доучусь, а там, глядишь, по знакомству пристроюсь на непыльное место.

Они очень прагматичны, эти молодые — чем нередко выводят из себя старшее поколение (должны же быть какие-то идеалы!) Глобальная сеть взрастила в них космополитизм. Родина там, где зад в тепле — и точка. Если у молодого выпускника востребованного технического вуза (айтишника, программиста, инженера или ученого) появится возможность уехать из России на ПМЖ — 8 из 10 не станут долго думать.

Роман Борисович Ротенберг (род. 7 апреля 1981 года, Ленинград, РСФСР, СССР) — предприниматель, менеджер, спортивный функционер. Сотрудник службы внешних коммуникаций «Газпром Экспорта», советник председателя правления Газпромбанка, вице-президент по маркетингу петербургского хоккейного клуба СКА, член совета директоров Континентальной хоккейной лиги, первый вице-президент Федерации хоккея России, генеральный директор производителя спортивного питания «Доктор спорт», основной владелец маркетингового агентства «Телеспорт» и финского стадиона Хартвалл Арена.

В подавляющем большинстве молодые ребята знают цену социальным связям. Еще с вузовской скамьи первокурсника они хорошо усвоили, что у профессионала с блатом гораздо больше шансов устроиться в нормальное место на нормальную зарплату, чем у гордого принципиального профи без блата. И потому крутятся, суетятся среди своих, нарабатывают социальный капитал. Чтобы во взрослой жизни всегда иметь возможность где-то зацепиться, забиться в уютную щель непыльной работы.

Каждый сам за себя — один бог за всех. Эту нехитрую истину наши молодые тоже усвоили на «отлично». Политика их не интересует, поскольку требует траты сил и времени, которые можно потратить на зарабатывание денег. Временно объединяться они способны лишь для каких-то локальных целей: поставить железную дверь в тамбуре подъезда, добиться от муниципалов давно обещанной детской площадки или парковки.

Затащить сверхрациональных молодых на воскресный митинг в защиту вырубаемого парка (сквера) — уже проблема. Ну да, ну вырубают, стремно, на велике не покататься, с семьей не погулять. Но что мы сделаем-то? Перед бульдозерами ляжем? Захотят вырубить и построить — вырубят и построят. Значит, надо заработать на машину, чтобы с семьей ездить в соседний район и гулять в других парках. Пока не вырубили.

Вызвать негодование у молодых фактами ухудшения жизни — пустая трата времени. Социал-дарвинизм — наше все. Цены неудержимо растут? Значит, надо больше зарабатывать. Не хватает денег на одной работе — устройся на вторую. Получай второе высшее. Повышай свою ценность на рынке труда. Бесплатная медицина — говно? Иди заработай на частную клинику. Не нравится школа — зарабатывай на учебу в гимназии. С чего ты взял, что государство обязано предоставлять твоему ребенку бесплатное качественное образование? Совок уже четверть века как издох, капитализм на дворе. Посмотри, как крутятся люди в тех же Штатах.

С ними практически бесполезно говорить о шаткости социал-дарвинистской позиции при жизни в чудовищном гибриде из совка и худших черт западного капитализма. Если крутиться, если работать над собой — можно прожить, можно заработать на все свои нужды, говорят они. Не надо ныть, не надо все валить на Путина, пусть ноют лузеры, оправдывая свое бездействие. Не все еще государство контролирует, не везде запустило свои цепкие ручонки, говорят они. Зарабатывать надо, а не париться по всякой фигне.

Душой эти ребята — юные старички, которых временами хочется пожалеть, понимая, что тебя они при случае вряд ли пожалеют (сам виноват, ничего личного, бро). И все же, при всем их раннем цинизме, сверхпрагматизме и ультраэгоизме — у меня сохраняется робкая надежда, что из этих юных старичков и их детей, через одно-два поколения взойдут ростки гражданского общества западного образца.

Нет, не того «гражданского общества», которое недавно со светлыми лицами и креативными плакатами стояло на Болотной и Сахарова. Не того, что в регионах на местных митингах заикающимися голосами организаторов оправдываются: мы не против власти, мы вне политики, мы просто хотим быть услышанными. А того, что, подобно свободным американцам, спрашивают свою власть: чуваки, на что вы тратите налоги, которые я вам плачу?

Без холопской сакрализации власти, без униженного самоощущения маленького человека, за которого все равно все решат. С самоощущением работодателя этой самой власти, которая ни хрена не от какого-то там бога, а всего лишь наемный менеджмент. Не справляетесь — наймем других. Свободны.

Вы скажете, что я слишком оптимистичен. Но я исхожу из главного плюса молодых: они не отравлены смрадным дыханием разлагающегося совка. Голоса нынешних молодых не купить за гречку и барскую подачку в 5 тысяч рублей индексации.

Молодые космополитичны, и плевать хотели на пропагандируемые «скрепы», «традиционные ценности» и прочую лапшу для телезомби. Живи сам — и не мешай жить другим. Это же так просто.

Молодые рациональны и рассудительны. За бугром нет места для всех — значит, надо налаживать жизнь здесь, дома.

Рано или поздно придется за это взяться. Придется попытаться, подобно Мюнхгаузену, вытащить себя за волосы из векового болота. Иначе — гибель.

Возможно, я, родившийся в 80-х и помнящий еще других президентов, питаю глупые наивные надежды. Но, с другой стороны, если ни на что и ни на кого не надеяться — жить становится как-то совсем страшно и беспросветно.

Возможно, я слишком оптимистичен. Возможно, переоцениваю силу циничной молодости. Время покажет.

В любом случае, надежда умирает последней.